Это застряло в памяти

– Он был худощавый, высокий блондин, одевался, как денди, манеры, как у графа, но в общем – милый и трогательный мальчик. Я любила подтрунивать над его чопорностью, сначала он обижался, а потом сам стал над собой подшучивать. Чувство юмора, ирония – лучшая самозащита в общении, запомните это навсегда… Однако и эти средства не всегда уместны. Простота, открытость, доброжелательность…

– Магда! – я раздражённо возвращаю её к теме. Нотации будем слушать потом.

– А красивая, богатая вдова тоже жалела, что уезжает? – хихикая, спрашивает Саня.

– Ну конечно. Мой отец и ваш дед был хорош собой (его театральное амплуа – герой-любовник), известен на юге России, играл репертуар столичных театров, великолепный собеседник, массу всего знал, был обаятелен, остроумен… Ты, милочка, кажется, подозреваешь своего дедушку во флирте. Возможно, что-то было, но, надо сказать, он абсолютно не чаял души в нашей маме. Если бы вам довелось его знать…

– Тётя, про Серёжу.

– Ну пошла я к себе в комнату и всю ночь не сомкнула глаз. На рассвете слышу робкий стук в дверь, я подумала, что это папа (его комната была напротив), открываю дверь, а там Серёжа. Он всё это время ходил под моими окнами. И говорит: «Магдаша, не пугайтесь, я должен был ещё раз вас увидеть…» Я ужасно растерялась, говорю: «Простите, я не одета». – На мне была тончайшая батистовая рубашка с кружевами, просто прелесть. Серёжа решительно шагнул в комнату, обнял меня, поднял, как пёрышко, на руки… Я была некрупная девочка, женщины в нашем роду смолоду изящные…

– Ну дальше-то что было?

– Мы поцеловались. Это был мой первый в жизни поцелуй.

– И последний? – спрашивает Саня. Мне это тоже интересно.

– До следующего поцелуя были годы. С Серёжей мы больше не встречались. Началась война, потом революция. Они, наверное, сбежали за границу.

– Ты плакала, когда он уехал? – спрашиваю я.

– Плакала.

– Значит, ты в него влюбилась?

– Наверное, ведь мне было пятнадцать лет, а на юге девушки созревают раньше. Но это было первое, неясное чувство. Пять лет спустя я встретила Данечку, моего будущего мужа, я же вам о нём рассказывала.

– А что такое любовь, что при этом чувствуют? – опережает меня Саня.

Я тоже хотела об этом спросить, только боялась, что она поднимет меня на смех. Тётя Магда вздыхает, и лицо её принимает особенное выражение: взгляд устремлён вдаль, ноздри трепещут, подбородок приподнят. Такое лицо было у актрисы, которая играла главную роль в пьесе «Коварство и любовь» в Малом театре. Потом тётя очень торжественно говорит:

– Вы уже должны кое-что знать из литературы, вы ведь не невежды. Любовь – это такое чувство, что когда ты смотришь на человека, ставшего твоим избранником, для тебя больше не существует никого и ничего; ты понимаешь, что белый свет померкнет, если ты лишишься любимого. Когда у тебя как бешеное бьётся сердце и ты места себе не находишь, потому что должна быть с ним, делить с ним радость и горе… Это чувство было у меня к Данечке, моему мужу.

Нам с сестрой родители рассказывали, что тётин муж был умный, хороший человек, инженер и даже чем-то руководил, но его убили. Немцы, как будто бы.

– А что он в это время чувствует?

– То же самое. Вы женитесь, вы вместе, вы одно единое. Ваша семья – крепость, фундамент которой женщина, мать, а стены – мужчина. Но в большинстве случаев главную роль играет женщина. Знаете, это как в пьесе, где всегда есть главная роль. Снегурочка в пьесе Островского, например. Вы же видели этот спектакль. Ваша мама играла там Весну… Хотя – пример неудачный. Насколько я помню, Мороз и Весна вечно оспаривают своё превосходство. – У тёти вырывается ядовитый смешок. – Так о чём я говорила? О женщине. Это вовсе не значит, что надо быть грубой, мужеподобной, наоборот! Одним словом, быть женщиной, дорогие мои, настоящей, а не свиристелкой вроде Розы Марковны, это целая наука и искусство! Ненавижу пословицу «За мужа завалюсь, никого не боюсь!». Типичное отражение мещанского сознания, пережиток прошлого… – тётя разрумянилась и к концу тирады совсем охрипла. Помолчав, она достаёт из пачки беломорину, откашливается, закуривает и продолжает: – Вообще у меня есть претензия к слову «любовь», «любить». Мы говорим: «люблю папу, маму, Моцарта, картошку, люблю стирать, гладить, любовь до гроба, любовь к апельсинам…» Тут должно быть два разных слова, как в английском языке, Санька, назови мне глагол…

– Нет, расскажи, как ты первый раз поцеловалась с твоим мужем! – настаивает Саня.

– Ах, до чего ты легкомысленная, мне просто страшно за тебя! Кажется, ты уже вступаешь в романтическую пору. А вот сестрица твоя задерживается, в ней ещё слишком много мальчишеского… Вон, вон посмотрите, какая красивая пара, и, кажется, знакомые… Куда же ты, безумная?! – кричит мне тётя. – Там канава с зацветшей водой и лягушками! Снова эти идиотские проделки! Ведь ты девушка! С ума от тебя можно сойти!