Это застряло в памяти

Нам, гидам, номера по первому классу не положены, но если все номера по турклассу заняты, мы живём шикарно, по первому. Правда, в любой момент могут подселить кого-нибудь – чаще всего такого же гида, прибывшего в Киев с другой группой, или переселить в освободившийся номер подешевле. Бывало, вернёшься с экскурсии (я люблю ездить на экскурсии в других городах, мне это интересно, особенно если местный гид не халтурщик), так вот, вернёшься, а твои шмотки уже перенесли в номер похуже, без удобств. Но в Киеве никогда со мной такого не бывало. Здесь у нас хороший гид, Люся, я её с прошлого года знаю. Обед вкусный заказала, всё отлично, эх, если бы не проклятые чемоданы! Вместо того чтобы на Днепр посмотреть, по Крещатику пройтись, я должна торчать в бюро обслуживания, выцарапывать недостающий багаж – посылать в Москву телексы и трезвонить в отдел, чтобы проконтролировали и т. д. Целый день обещают, успокаивают, и никакого результата. Полная неизвестность. Точно, улетели наши чемоданы, а куда – неизвестно. Бывали случаи, что туристы теряли свой багаж. Тогда волынка надолго, возмещение – целое дело. Но это уже без гида, и то спасибо. Хоупера жалко. Не скандалит, терпит. Ждёт, когда возникнет Симоненко – это для него важнее.

Поужинали, и только я собираюсь ухнуться в койку – пронзительный телефонный звонок. Хочу спать, отвяжитесь! Опять звонок. Поднимаю трубку – Том. Срочно вызывает в номер к Милдред. Ну, беда! Бегу к Милдред, и что же я вижу? Толпа народа: Элис, мистер Бул, Том, Кэрол с Джоном, Дик с папой. Три медсестрички хлопочут вокруг Милдред, пахнет нашатырным спиртом. Несчастная лежит на кровати белая, белей простыни. Золотые кудри спутаны, прилипли ко лбу и щекам. Том объясняет, что ждут скорую помощь, вызвала дежурная по этажу. Элис в истерике. Она берёт меня за руку и выводит в коридор. Плачет и зачем-то оправдывается:

– Не могу же я неотлучно находиться при ней, это жестоко. Мне не за это платит мистер Бруклин… Только за медицинскую помощь… Мы уже полтора года не были в Америке. Он готов на любые расходы, лишь бы держать её подальше… Я готова к тому, что в Лондоне нам уже оплачено турне через «Америкэн Экспресс» на следующие полтора года, неважно куда, хоть на край света. Я больше так жить не могу… и дело не в Джиме, поймите! Мистер Бруклин жестокий человек, он всегда был такой, и по отношению ко мне, да, хоть я его любила… мы обе… Он увлечен молоденькой коллегой, в профессии она – ноль, но он держит её при себе, она этим пользуется, мерзавка, и делает карьеру… Он всегда был бабник… Она твердит, что он благороднейший человек, и сама в это не верит… Сходит с ума, обжирается, простите за подробности, вот и теперь – несварение… Ей требуется промывание желудка… Этот жирный борсчщ, она проглотила две полные тарелки, и с ним эти… кругленькие из теста, очень тяжёлая пища, многие отдавали ей эти кругленькие…

– Пампушки.

– Да, папумки. А она шантажирует меня, говорит, что я её бросила, и это у неё на нервной почве…

Тут как раз по коридору спешат врачи скорой помощи. Все из номера выходят, остаёмся с врачами мы с Элис. Врачи говорят, что ничего страшного, передозировка снотворного. Просифоним, говорят, и вернём назад как новенькую. Мы с Элис и Томом сопровождаем Милдред в больницу. Во, влипла! А ничего не поделаешь, без переводчика клистир не поставить. К тому же потребуется длинная запись: имя, фамилия, год рождения, из какой страны прибыла, какими болезнями, кроме глупости, болела с самого детства, есть ли дети… Торчим до трёх утра в приёмном покое, а с пострадавшей остаётся Элис. Нас с Томом та же скорая подбрасывает до Крещатика – у них новый вызов, – а там рукой подать до гостиницы. Утром из больницы возвращается Милдред, в самом деле как новенькая. Они с Элис помирились, щебечут и друг на друга умиляются. Милдред в восторге от главного врача, который знает несколько слов по-английски, но говорили они на идиш, предки оказались почти земляками, поверите ли, Маша, дорогая? Он сам довёз их с Элис на своей машине прямо до гостиницы!