Это застряло в памяти

Ох, помню, как год назад я привезла сюда группу американских евреев. Это была одна из первых моих групп. Все старенькие, за семьдесят и под восемьдесят, еле на ногах держатся, с палками, с ходунками. Двенадцать человек, пары только две, остальные старички и старушки вдовые. Все – выходцы из России, они ещё царское время застали. Владельцы лавочек, ремесленники: портные и сапожники, санитарки и сиделки на пенсии, официантки, посудомойки, домохозяйки, бывшие маляры и разнорабочие – из маленьких провинциальных городов. По-русски говорили двое, очень плохо, с характерным акцентом. Впрочем, они и по-английски говорили с сильным еврейским акцентом. Объяснили мне, что им было не до учёбы, им пришлось зарабатывать на жизнь тяжким трудом. Другое дело – их дети и внуки. Те выучились, сейчас на хорошей работе, настоящие американцы. Мы уехали из России от погромов, говорили они, из местечек. Маша, вы знаете про черту оседлости? Что такое еврейские местечки, знаете? Царь не пускал нас дальше наших местечек, Маша. Как мы там жили – одно горе. Вы живёте в новой стране, у вас все народы равны, у вас нет антисемитизма, так ведь вы нам говорили, да, Маша? (Я постаралась во время экскурсии по Москве подробнее раскрыть тему «Дружба народов в СССР».) Вам повезло родиться в такой стране, Маша. Мы копили всю жизнь, чтобы иметь такую возможность – перед смертью одним глазком взглянуть на нашу родину, Россию. Вот, мы едем в Ялту. Стоим и смотрим на Чёрное море. Могли ли мы мечтать о том, чтобы побывать в этих чудесных местах, в Крыму, ведь только царские особы, их свита и приближённые могли любоваться этой красотой. Революция дала евреям такой шанс… В вашей великой стране евреи… Бедняги еле стоят на корявых, искривлённых артритом ногах, с некрасивыми морщинистыми лицами в пигментных пятнах, с редкими в мелкую пружинку волосами… Стоят и смотрят на море. И вдруг я замираю. Они поют! «Боже, царя храни, сильный, державный, славься навеки, наш царь-государь…» Дребезжащими голосами старательно выводят мотив, картавят, путают слова, перевирают, но поют! Два голоса, три, четыре, десять, все двенадцать, громче и громче, торжественно, красиво. Пение обрывается – позабыли слова и не хватает дыхания. Переглядываются, улыбаются: они и сами от себя такого не ожидали. С просветлёнными лицами лезут в автобус, цепляются друг за друга, и мы с шофёром помогаем, подсаживаем. Они смущены, прячут глаза. Да и я потрясена, у меня комок в горле. Что за наваждение?! Что навеяло им?.. И что так потрясло, растрогало меня? Может, это и есть то самое, глубинное, русское, что объединяет этих выходцев из старой России и меня, самоуверенную, развязную девицу, типичную представительницу советской молодёжи? И почему, проезжая это место, я каждый раз вспоминаю группу, которая оставила мне эту загадку?

Размышляя таким образом, я засыпаю, но тут же просыпаюсь. Бах! Трах! На нас с полок начинает падать ручная кладь. Багаж свален в гору сзади, но когда автобус резко тормозит над пропастью, чемоданы срываются сверху и начинают гулять по автобусу. Их ловят с криками «O, damm!»[31] и водворяют обратно, на ту же кучу. Том с Джоном занимаются этим весь оставшийся путь, иные глазеют в окна, кое-кто дремлет. Милдред крепко спит рядом со мной на переднем сиденье и сладко причмокивает губами. Элис с Булом любуются видами, очень пыльными – давно не было дождей. В прекрасные южные сумерки под восхищённый щебет женщин мы выгружаемся у гостиницы «Ореанда». Весь багаж на месте, это прекрасно. Хоть с этим не будет проблем. Администраторша, шикарная тётка, похожая на опереточную диву, расточает нам улыбки. У неё чёрные как смоль кудри, огромные золотые кольца в ушах, по полпуда чёрной туши на каждом глазу, алые губки бантиком, под носом усы. От неё веет раскалённым кримпленом и холодом неподкупного административного работника. Она поёт:

– Родные-золотые, скоренько, не будем толпиться в холле, на проходе, чемоданчики поставили в сторонку, не теряйте ключики, с собой на пляж не берите… Девушка, ну-ка, живенько, помогите заполнить анкетки… – юлит, торопит, а я буду не я, если тут не кроется какой-то подвох.

Так и есть! Доходим до одинарных номеров, а их нет! Нет одинарных номеров в гостинице, все заняты! И с одним двойным неувязка. Есть он или нет? А шикарная брюнетка знает своё дело: раз-раз – и соединяет трёх медсестричек в один двухместный номер с подставной раскладушкой и без туалета!

– Золотые мои, там сами решите, кто на раскладушке. Какая разница, вам в номере только переспать, живенько, скоренько, кто следующий? – и уже поглядывает на Була с Хоупером, и вычисляет третьего, Тома, конечно.

– Сладкие мои, давайте-ка организованно, по порядочку, не мечтаем, быстро получаем ключики… – и нетерпеливо стучит ключиком по стойке.