Этот дикий взгляд. Волки в русском восприятии XIX века

Волчиха остановилась и положила свою ношу на снег, чтобы отдохнуть и начать есть, и вдруг отскочила с отвращением. Это был не ягненок, а щенок, черный, с большой головой и на высоких ногах, крупной породы, с таким же белым пятном во весь лоб, как у Арапки. Судя по манерам, это был невежа, простой дворняжка. Он облизал свою помятую, раненую спину и, как ни в чем не бывало, замахал хвостом и залаял на волчиху. Она зарычала, как собака, и побежала от него. Он за ней [Там же: 103].

Щенок следует за волчихой до самого логова и остаток дня проводит в играх с тремя ее волчатами, а она от голода гложет старую кость. В этой части рассказа возникает повествовательное напряжение, поскольку у читателя возникает чувство, что волчиха от голода может съесть щенка, чью глупость Чехов неоднократно подчеркивает. И правда, когда она накормила молоком своих детенышей, у нее возникла такая мысль:

Волчата сосали, а щенок, который хотел есть, бегал кругом и обнюхивал снег.

«Съем-ка его…» – решила волчиха.

Она подошла к нему, а он лизнул ее в морду и заскулил, думая, что она хочет играть с ним. В былое время она едала собак, но от щенка сильно пахло псиной и, по слабости здоровья, она уже не терпела этого запаха; ей стало противно, и она отошла прочь… [Там же: 104].

Отношение волчихи к щенку описано Чеховым с исключительной тонкостью – в том смысле, что она не испытывает к нему явного сочувствия или близости. Отвращение, которое чувствует волчиха при мысли, что ей придется съесть щенка, свидетельствует, очевидно, о ее слабом здоровье и его непривлекательности в качестве пищи. В то же время отсутствие у нее агрессии по отношению к щенку, которому она позволила целый день играть с ее собственными детенышами, сильно контрастирует с господствующими стереотипами о волчьем поведении и кровожадности и даже указывает на наличие у нее определенного сострадания к щенку. Кроме того, как и в «Жизни и приключениях одного волка», мысли волчихи в нескольких случаях передаются через прямую речь, в которой она выражает свое чувство голода, откликается на непосредственно происходящие события и комментирует собственные действия, как в процитированном выше фрагменте. Однако Чехов делает это менее явно, чем его предшественник, – возможно потому, что в форме словесных цитат он передает только самые основные мысли («Съем-ка его…»), а также благодаря сдержанному и прямолинейному стилю повествования.

Наконец щенок убегает домой. Но когда волчиха тем же вечером снова отправляется на охоту и в поисках ягненка приходит к хлеву Игната, Белолобый следом за ней входит внутрь и своим взбудораженным лаем будит сторожевую собаку Арапку и самого Игната; волчихе снова приходится отступить ни с чем. Финал рассказа получается по-чеховски курьезным, юмористическим и трогательным: Игнат, уверенный, что это Белолобый два раза влезал в хлев через соломенную крышу, отчитывает Белолобого, даже не догадываясь, насколько близко находилась волчиха.

Старая волчиха в «Белолобом» изображена сочувственно и убедительно. Этот рассказ, хотя и написанный для детей, хорошо продуман и выдержан в зрелой чеховской стилистике, как отмечал И. А. Белоусов в 1899 году. В нем искусно воссозданы ощущения и настроения волчихи, обусловленные голодом, слабеющим здоровьем, заботой о детенышах и страхом перед людьми. Переданы в нем и мысли волчихи: иногда при помощи кратких цитат, но в основном через повествование в третьем лице, ненавязчиво и убедительно; они закрепляются посредством описания ее непосредственных реакций на происходящие события, а также физических, зрительных, слуховых, вкусовых, осязательных и обонятельных ощущений. Поставив рядом волчиху и щенка, Чехов сумел в чрезвычайно оригинальной форме переосмыслить взаимоотношения между диким и домашним началами.