Ева Луна. Истории Евы Луны

Перемены в поведении Елены Мехиас совпали с появлением в пансионе нового постояльца по имени Хуан Хосе Берналь по прозвищу Соловей. Он сам придумал себе это прозвище, и оно значилось на афише, которую гость прибил на стену в своей комнате. Бо́льшую часть постояльцев составляли студенты или служащие каких-то непонятных административных учреждений. Достойные дамы и господа, как говорила мать Елены, гордясь тем, что под крышей ее дома не было места всякой шушере. Нет, у нее квартировали только люди достойные, трудоустроенные, благонадежные, достаточно состоятельные, чтобы вносить плату за месяц вперед, и готовые соблюдать правила пансиона, походившие скорее на уклад духовной семинарии, чем на распорядок гостиницы. «Вдова должна заботиться о своей репутации, чтобы ее уважали! Не хочу, чтобы мой дом стал прибежищем бродяг и развратников», – часто повторяла хозяйка пансиона, и все, включая Елену, хорошо запомнили эти слова. Одной из обязанностей девочки была слежка за постояльцами. Елена должна была докладывать матери о любой подозрительной мелочи. Эта слежка выработала в девочке какую-то бестелесность: умение растворяться в полумраке комнат, беззвучно перемещаться в пространстве и неожиданно появляться из ниоткуда, словно материализуясь из другого измерения. Мать и дочь работали по дому вместе; каждая погружалась в собственную рутину, и между собой они почти не разговаривали. Они вообще говорили мало, а если и общались, то во время сиесты. Главной темой их бесед были постояльцы. Подчас Елена пыталась как-то приукрасить серую жизнь этих мужчин и женщин, что проходили по дому чередой, не оставляя по себе ни малейшей памяти. Девочка приписывала им небывалые приключения, раскрашивала их жизни историями о тайной любви или страшной трагедии. Однако мать интуитивно распознавала эти фантазии. И вдобавок чуяла, когда дочь пыталась что-то от нее утаить. Хозяйка пансиона отличалась практичностью и всегда прекрасно знала, что творится под крышей ее дома: знала, чем занимается тот или иной постоялец в тот или иной час дня либо ночи, знала, сколько сахара осталось в кладовке, кого зовут к телефону и где лежат ножницы. В юности мать была веселой и красивой. Даже грубо сшитые платья не могли скрыть изгибы все еще молодого женского тела. Но много лет мелочных забот иссушили ей душу и лишили ее жизнерадостности.

Но когда приехал Хуан Хосе Берналь и захотел снять комнату, жизнь хозяйки пансиона и ее дочери переменилась совершенно. Мать, завороженная модуляциями голоса Соловья и восхищенная его именем на афише, отступила от своих правил и поселила гостя в своем заведении – притом что он ни в коей мере не отвечал требованиям, предъявляемым в пансионе к идеальному постояльцу. Берналь сказал, что по ночам поет в таверне и поэтому днем должен отсыпаться. У него сейчас нет постоянной работы, и заплатить за месяц вперед он не может. К тому же он очень педантичен в пищевых и гигиенических привычках: он вегетарианец и привык принимать душ дважды в день. Елена с удивлением смотрела, как мать безропотно заносит имя мужчины в регистрационную книгу и провожает его в комнату, волоча за собой тяжелый чемодан постояльца, в то время как сам Берналь несет чехол с гитарой и картонный тубус с драгоценной афишей. Прижавшись к стене, девочка тихо поднялась вслед за ними на второй этаж и заметила, с каким напряженным лицом новый постоялец пялится на влажный от пота ситцевый халат, облегающий материны ягодицы. Войдя в комнату Берналя, Елена щелкнула выключателем, и на потолке со ржавым скрипом закрутились огромные лопасти вентилятора.