Ева Луна. Истории Евы Луны

– Об этом не может быть и речи! Хуан останется жить с нами, – решил Хесус Дионисий, даже не взглянув на Клавелес, которая плакала, прикрыв лицо шалью.

– Что нам делать, дедушка? – спросила внучка на выходе из больницы.

– Растить ребенка.

– Как?

– Терпеливо. Точно так же, как растят бойцовых петухов или делают распятия внутри бутылки. Все зависит от зоркости глаз, времени и доброго сердца.

Так они и стали воспитывать мальчика: невзирая на то что он их не слышал, они постоянно с ним разговаривали, пели ему песни, клали младенца рядом с радиоприемником, открученным на полную мощность. Старик брал ручку малыша и клал ее себе на грудь, чтобы Хуан чувствовал вибрации, когда дед говорит. Взрослые заставляли младенца кричать и бурно радовались непонятным звукам, которые он издавал. Едва правнук научился сидеть, старик сажал его в ящик и клал туда ему для игры палочки, орехи, кости, лоскутки ткани и камешки. Со временем, когда ребенок перестал все тянуть в рот, Хесус Дионисий стал давать ему кусок глины для лепки. Когда молодой матери удавалось найти работу, она уходила в деревню, смело оставляя мальчика на прадеда. Куда бы ни шел старик, ребенок следовал за ним по пятам. Стар и млад почти не расставались. Несмотря на огромную разницу в возрасте и немоту малыша, между ними сложилась дружба. Хуан научился следить за жестами и гримасами прадеда, безошибочно угадывая его намерения, да так удачно, что к своему первому дню рождения мог буквально читать мысли старика. Хесус Дионисий заботился о мальчике лучше, чем родная мать. Пока руки умельца были заняты тонкой работой, он инстинктивно следил за ребенком, чтобы уберечь его от опасности. Старик вмешивался лишь в крайних случаях. Если мальчик падал, прадед не бежал утешать его, не бросался на помощь в затруднительных ситуациях. И малыш привык рассчитывать на свои силы. В том возрасте, когда у других детей ножки заплетаются, как у щенков, Хуан Писеро сам умел одеваться, умываться и кушать без посторонней помощи. Он кормил птиц, ходил за водой к колодцу, умел вытачивать из дерева простые детали для статуй святых, смешивать краски и мыть бутылки для миниатюрных распятий.

– Надо бы отправить его в школу, чтоб не вырос неучем, как я, – сказал Хесус Дионисий накануне семилетия правнука.

Клавелес навела справки, но ей сказали, что ее сын не может ходить в обычную школу, потому что ни одна учительница не способна пробиться к нему сквозь стены безмолвия.

– Ну что ж, дедушка… Он будет зарабатывать на жизнь, как вы, – изготовлением фигурок святых, – вздохнула Клавелес.

– Это ремесло его не прокормит.

– Не все могут получить образование, дед.

– Хуан у нас глухой, но не глупый. Он очень рассудительный и сможет выбиться в люди: деревенская жизнь для него тяжела.

Клавелес была уверена, что у старика помутился разум. Любовь к правнуку не позволяла ему осознать ограниченные возможности мальчика. Женщина купила букварь и стала учить ребенка тому немногому, что знала сама. Однако ей не удалось объяснить ребенку, что все эти закорючки на бумаге означали звуки, и в конце концов мать сдалась.