Эволюция архитектуры османской мечети

Во-первых, все использованные Синаном элементы – планировочные, конструктивные, композиционные, – уже существовали в османском зодчестве, и задачей архитектора XVI в. было аккумулировать все наработки и достижения предшествующих этапов развития анатолийской (византийской, сельджукской, османской) архитектуры. Подготовка и опыт Синана как военного инженера, строительная практика в разных районах империи, участие в перестройке церквей и реставрационных проектах (в том числе в Св. Софии⁷) позволили ему изучить, оценить и взять на вооружение строительные приемы и визуальные эффекты лучших памятников. Не случайна, например, оценка стамбульской Сулеймание-джами Т. Буркхардтом: «Ее план – это непосредственное отражение плана Айя-Софии, как если бы великий художник пожелал до конца исчерпать эту тему, перед тем как решительно вступить на новый путь»⁸. Синан оказался идеально подготовлен для выполнения задачи «аккумуляции достижений», его произведения стали подлинной энциклопедией классического периода османской архитектуры, и неудивительно, что именно он сумел оценить и развить новации Баязид-джами и создать новые композиции «большой османской мечети», предопределив эволюцию этого типа культового здания.

Во-вторых, сколь бы ни был талантлив и подготовлен Синан-архитектор, связанные с его именем османские «суперпроекты» не могли быть реализованы без мощного патроната. Мастеру повезло с заказчиками, а амбициям и вкусам двора Сулеймана I и Селима II – с исполнителем. Кроме того, масштабность строительных проектов «великолепного века» подкреплялась финансовым могуществом Империи, достигшей территориального и политического апогея и только что ставшей новым Халифатом. Сулейман I имел все основания риторически уподобить свое мемориальное куллие новому Храму Соломона, а одна из высших точек стамбульского водораздела почти век дожидалась появления мечети Сулеймание – новой городской доминанты, так же как вершина холма Эдирне, уподобленного Ле Корбюзье «потрясающему куполу»⁹, «ждала» мечеть Селимие, затмившую и Юч Шерефели-джами, и мечеть Баязида II. Расцвет османской архитектуры в середине XVI в. стал результатом редкого совпадения амбициозного интеллектуально насыщенного заказа, финансовых возможностей для его осуществления и талантливого исполнителя.

Мечети Синана оказались визуальными маркерами предельного могущества династии Османов и превратились в монументы, увековечивающие великих султанов-халифов, а их купола и минареты сформировали новую линию горизонта в панораме турецких городов.

В-третьих, удивительная плодотворность Синана: наиболее полный каталог работ мастера содержит 477 построек различной степени сохранности и достоверности авторства, среди них 84 большие и свыше 50 малых мечетей, около 60 медресе, 35 дворцов, благотворительные сооружения, крепости, мосты¹⁰. Для сравнения: архитектурное наследие его современника Микеланджело, с которым Синана часто сравнивают, – дюжина проектов различной степени завершенности и участия¹¹. Едва ли не каждый крупный город Турции может похвастаться «своим Синаном»; приписываемые ему сооружения есть на Балканах, в Сирии, Крыму. Речь в данном случае должна идти, видимо, не только о потрясающей активности мастера-долгожителя, но и об особой организации творческого процесса, схожей с «конвейерной» работой узкоспециализированных художников в восточных скрипториях¹². Мастерскую Синана можно уподобить современному архитектурному бюро, создающему каталог готовых решений и предлагающему заказчику скорректировать выбранный проект сообразно с его требованиями.

Понятно, что доля участия самого мастера в продукции его ателье оказывалась различной и зависела от важности заказа: одни проекты требовали сложных авторских расчетов и личного контроля на всех стадиях реализации, другие – адаптации проверенных решений к условиям заказа, иные – отбора «типового проекта» и инструкций ученику, командированному на удаленную стройплощадку, куда сам маэстро и не собирался заглядывать¹³… Наверняка целый ряд мастеров, вынужденных согласовывать свои проекты с главой архитектурного ведомства (Hassa Mimarları Ocağı) при распределении госзаказов (что подтверждается, в частности, регламентирующим такую практику документом от 1572 г.), оказались в тени фигуры главного придворного архитектора¹⁴. Это ни в коей мере не умаляет заслуг Синана как зодчего; более того – свидетельствует о блестящих организаторских способностях и целенаправленной работе над собственным имиджем, наряду с официальным статусом обеспечивавшим его мастерскую частными заказами.