Эволюция архитектуры османской мечети

Во всех архивольтах конструктивных арок эдирнской мечети использована красно-белая «полосатая кладка» (исключением являются «тюдоровские» аркады под галереями северной стены, в архивольтах которых чередуются серые и белые камни, оттеняющие изразцовые панно в антре-вольтах). Тем самым подчеркивается открытая несущая конструкция здания, а расположенные друг над другом полосатые арки между пилонами и над ними вызывают неизбежные ассоциации с интерьером Большой мечети Кордовы вне зависимости от знания Синаном этого памятника¹²¹.

Несмотря на предельную ясность интерьера Селимие-джами, статус султанского заказа предопределил появление хункар-мафиля в юго-восточном углу зала. Подобно мечети Сулеймание, для размещения «царской ложи» использована лишь часть угловой ячейки плана между стеной киблы и контрфорсом под широкой продольной аркой. Основная часть хункар-мафиля приходится на угловую лоджию, куда можно подняться по лестнице в контрфорсе. Выступающая в молитвенный зал часть ложи поднята на стрельчатые аркады, имеющие всего два пролета с каждой стороны и опирающиеся на колонны, аналогичные использованным в верхней галерее. То, что ложа «не дотягивается» до опорного столба, придает ей впечатление «дополнительности», временности, незавершенности; однако хотя этот «статусный» элемент практически не выделен архитектурными средствами, он подчеркнут декорацией всех его плоскостей (стены вокруг собственной михрабной ниши, антревольтов поддерживающих аркад, расположенных под ним люнетов над окнами) изразцовыми панно¹²².

Необычным для османских мечетей элементом интерьера Селимие-джами оказывается муэззин-мафиль – возвышение, с которого провозглашается последний призыв к молитве (икама(т)). Практики какого-либо архитектурного оформления места для провозглашения второго призыва на молитву не существовало, и даже в более поздней мечети Шаха в Исфахане (1611–1641) знаменитый акустический центр под куполом обозначен лишь черной плитой в вымостке пола¹²³. В интерьере сельджукских и османских мечетей до Селимие-джами особое возвышение для муэдзина если и появлялось, то имело вид дополнительного балкончика возле стены (например, в джандаридской Махмуд-бей-джами в Касабакёе); чаще же муэззин-мафиль в ранних культовых зданиях (как в Эшрефоглу-джами в Бейшехире) появлялся как следствие османских «реставраций» не ранее конца XVI в.¹²⁴ Возвышение в эдирнской Селимие-джами является квадратной площадкой со стороной около 6 м и оказывается достаточным для размещения на молитву более двух десятков человек, из чего следует, что данное место предназначалось не исключительно для муэдзина, но могло выполнять и функцию парадной «ложи». Площадка поднята на высоту ок. 2 м на 12 столбах, поддерживающих по периметру трехпролетные широкие стрельчатые аркады; под площадкой нашлось место для четырехугольного бассейна вокруг фонтанчика с питьевой водой. Подъем на мафиль осуществляется по винтовой лесенке, расположенной в его северо-западном углу; лесенка «прикрыта» полукруглой стенкой, имитирующей часть каннелированного опорного столба и при проходе в зал через северо-западный вход визуально сливающейся с противолежащей (юго-восточной) опорой.

Четырехугольная форма площадки муэззин-мафиля резко контрастирует с общим впечатлением округлости интерьера, а его расположение в центре зала вынуждает отклоняться от прямых маршрутов от северных входов к михрабной нише. Эти два аспекта заставляют признать важность данного сооружения и приоритет его риторического (символического) значения над функциональным назначением; однако вряд ли можно согласиться с мнением, что возвышение под куполом мечети Селимие выражает идею централизованной абсолютной имперской власти, находившейся на пике своего могущества¹²⁵, – подобное риторическое сопоставление могло возникать только в присутствии на площадке муэззин-мафиля самого султана, у которого в мечети была собственная ложа. Не убеждают и попытки объяснить появление источника в центре мечети тюркскими кочевыми традициями, влиянием братств Ахи, пережитками шаманизма в зикрах общины алевитов и тариката бекташи, связью архитектурных решений здания с шадырванами в сельджукских текке, раннеосманских мемориальных мечетях-завие, с сасанидской, китайской и индийской дворцовой архитектурой, и даже рассмотрение «дополнительной структуры» перекрытого мафилем источника воды как модели микрокосма¹²⁶, – все приведенные аналогии кажутся хронологически и риторически очень далекими и вряд ли интересовавшими и Синана, и его высокородного заказчика.