Эволюция, Революция и идеалы Анархизма

Допустивъ даже, что «добрые богачи» вступятъ вс на путь обращенія къ истин, осненные сознаніемъ своего беззаконія, какъ бы свтомъ молніи, допустивъ даже, что вообще мы считаемъ невозможнымъ, чтобы они поспшили отдлаться отъ своихъ богатствъ на пользу обиженныхъ или неимущихъ и что, явившись въ собраніе бдняковъ, они скажутъ имъ: «берите — это ваше», если бы они сдлали это, то и тогда этимъ не была бы достигнута полная справедливость, такъ какъ за ними останется право на славную роль, которая въ сущности не принадлежитъ имъ, и исторія представитъ ихъ въ ложномъ свт. Такимъ образомъ поступали льстецы, желавшіе заслужить расположеніе потомковъ феодаловъ, восхваляя ихъ подвиги въ ночь на 4-ое августа 1789 года, когда т отказались отъ своихъ привиллегій, какъ будто этотъ моментъ — отказъ отъ привилегій, которыхъ народъ уже не признавалъ, является центромъ движенія всей французской революціи. И если такое фиктивное отреченіе, вынуждаемое подъ давленіемъ совершившихся событій, прославляется какъ нчто достопримчательное и славное, то что скажутъ про боле искреннее и дйствительное отреченіе отъ сокровищъ, добытыхъ эксплоатаціей темныхъ народныхъ массъ? Можно было бы опасаться, что толпа возвратитъ этимъ героямъ ихъ прежнее положеніе лишь изъ чувства благодарности за ихъ великодушіе! Нтъ для торжества справедливости нужно, чтобы все пришло въ естественное равновсіе, нужно, чтобы угнетенные сами добились своего права, чтобы обездоленные вернули сами себ все, что у нихъ было насильно отнято, чтобы рабы добились свободы собственными усиліями. И они будутъ пользоваться ею только тогда, когда сумютъ добыть ее. Всемъ намъ знакома фигура выскочки, добившагося богатства. Онъ почти всегда исполненъ глупаго чванства и презрнія къ бднымъ. Туркменская пословица говоритъ: «когда сынъ садится на коня, онъ не узнаетъ больше своего отца», а индусы говорятъ: «если твой другъ детъ въ колесниц, то у него нтъ уже друзей». Но цлый классъ подобныхъ людей гораздо опасне отдльныхъ своихъ членовъ: онъ связываетъ каждаго, заставляя его руководиться только общими, свойственными ему, какъ члену класса, инстинктами и даже противъ его воли увлекаютъ его по своему пагубному пути. Жадный купецъ, умющій изъ «всего» извлекать прибыль, — конечно, опасный членъ общества, но что сказать о цломъ класс современныхъ эксплуататоровъ, анонимной ассоціаціи капиталистовъ, основанной на облигаціяхъ, акціяхъ, и кредит? Какъ морализировать эти облигаціи и банковые билеты? какъ внушить имъ идеи солидарности со всмъ человчествомъ, которыя подготовляютъ пути къ лучшему порядку вещей? Такой банкъ, хотя бы члены его были филантропы чистйшей воды, не переставалъ бы учитывать векселя, брать проценты и проч.: тамъ не знаютъ сколькихъ слезь и мукъ стоили эти потертыя монеты, которыя въ конц концовъ попадаютъ въ его желзныя несгораемыя кассы съ хитрыми замками и засовами. Намъ постоянно совтуютъ положиться на время, которое должно будетъ смягчить нравы и привести все къ лучшему концу, но какъ можетъ смягчиться эта желзная касса, какъ остановится это ужасное чудовище, которое называютъ капиталистическимь хозяйствомъ, которое пожираетъ одно за другимъ цлыя поколнія людей? Да если капиталъ, которому служитъ все, сохранитъ свою силу, то мы вс сдлаемся его орудіемъ и рабами — простыми колесиками въ его чудовищномъ механизм: если къ сбереженіямъ, собраннымъ въ желзныхъ кассахъ банкировъ, безпрестанно будутъ прибавляться новыя сбереженія то напрасны будутъ наши крики о помощи — никто не услышитъ ихъ. Тигръ можетъ еще оставить свою жертву — но банковыя книги неумолимы. Отдльныя лица, цлые народы раздавлены этими тяжелыми фоліантами, безмолвныя страницы которыхъ, своими безстрастными цифрами, разсказываютъ о всхъ ужасахъ и жестокостяхъ, совершившихся здсь.