Забота о продовольствии выражалась словом «организовать», что означало отнять у сельских жителей. Для этого группа вооруженных партизан выходила и, демонстрируя силу, доставала продукты, топливо, спички, домашнюю и кухонную утварь и многое другое. В лагере мы должны были поддерживать чистоту, дисциплину, покой и осуществлять взаимопомощь. Женщины занимались домашним хозяйством. Жена в основном заботилась о детях.
В ходе партизанских действий были взяты отдельные села, в том числе и то место, где находилась «моя» мельница времен советского правления. Мельница оказалась полна, и командир отряда приказал мне использовать ее для местных жителей, так как часть муки была зарезервирована для наших людей. За четыре месяца работы мельницы, летом 1942 года, мне удалось запасти достаточно муки для наших людей на зиму.
Однажды бульбовцы «учуяли» мельницу. Мы прекратили работу на ней. После ожесточенного боя противник отступил, и мы снова работали на мельнице, но через десять дней вынуждены были ее покинуть. Она попала в руки бульбовцев, которые ее сожгли.
Во вторую зиму в лесу (1942–1943) у нас было много муки, четыре коровы и картошка, но нас ждала смертельная опасность. Лес кишел немецкой и украинской полицией. Нам пришлось уйти и двигаться дальше, чтобы соединиться с другим партизанским отрядом. Мы оставили коров и нагрузили наши телеги и лошадей стариками, детьми, продовольствием и одеждой. Остальные пошли пешком и вслед за четырьмя вооруженными партизанами двинулись в путь. Мы брели всю эту ночь, зимнюю ночь, но напрасно. Никаких партизан мы не встретили. С наступлением дня мы спрятались среди деревьев и кустов. Тот короткий зимний день был для нас бесконечен. Вблизи от нас сновали сельские жители, занимавшиеся своими делами, но, к счастью, они нас не заметили.
Вечером мы, четверо партизан-евреев, отправились в близлежащее село Зализница за снабжением. Там мы нашли пустой амбар. Наши мужчины зашли внутрь и четыре дня собирали зерно. В этом районе были бульбовцы. Встреченные нами партизаны рассказали, что враг не обнаружил нашего жилья и что коровы все еще там. Мы вернулись «домой», в свои землянки.
В наши ряды влился сильный боец – Двора. Она отправлялась на самые сложные задания. К нашему горю, она пала жертвой измены. Один из бандеровцев внедрился в наши ряды и сдал ее врагу. Также имел место случай убийства из-за сведения личных счетов. Командир польского отряда Макс застрелил партизана-еврея Кахата, потому что ранее человек по имени Кахат убил командира польской полиции.
Партизанскому штабу по какой-то причине потребовались драгоценности, и был издан приказ о выдаче драгоценностей и наличных денег в штаб. Тех, кто нарушал приказ, могла ожидать смертная казнь. Я, рискуя жизнью, участвовал в попытке воспрепятствовать выполнению этого приказа. Я занимался добычей продовольствия для нашего лагеря. Однажды я приехал на мукомольный завод в Карасине. Мельница принадлежала поляку, убитому бандеровцами вместе с семьей. Я, получив на это разрешение, управлял мельницей. Кто-то донес на меня, обвиняя в мошенничестве, и был проведен обыск с допросом свидетелей. Именно тогда я узнал, что это был случай намеренной клеветы и ничего более.
Было начало весны, и Красная армия вошла в район. Из нашего лагеря юношей призвали в Красную армию, некоторые из них пали в боях. Несколько наших людей было после освобождения убито бандеровцами. Мы пережили еще много трудностей, но большая часть жителей «городка» в лесу выжила. И некоторые из них, в том числе и я, добрались до Эрец-Исраэль.
Первые дни в лесу
Зев Авруч
Однажды вечером (19 элула 1942 года) мы решили бежать из Маневичского гетто, несмотря на смертельную опасность, связанную с побегом[82]
. Пойманных расстреливали на месте. Нашей целью было добраться до Крука, организатора партизанского отряда в этом районе.Прощание с родителями было очень печальным. Они дали нам какие-то имевшие ценность и нетяжелые вещи, все, что у них было – в основном нитки, которые можно было обменять на хлеб. Мы вышли и на мгновение задержались. Мы слышали грустные голоса наших близких. Мы побежали. Но голоса преследовали нас и продолжают преследовать меня по сей день.
Моя сестра Файге рискнула и подошла к дому, где, как было известно, скрывался Крук. Ей повезло. Перед этим мы пробирались в темноте ночи через густой лес, моя сестра Файге, мой брат Берл и я. Страх, который овладел нами, был нам уже знаком. Такой же страх мы испытывали каждый раз, когда нас преследовали, а иногда и настигали. Это было похоже на тот первобытный страх, который испытываешь, убегая в темноте ночи в дремучем лесу.
На рассвете мы достигли села Лешневка. Здесь мы встретили братьев Авраама и Гершеля, уроженцев нашего города. В селе был знакомый крестьянин. Он разрешил нам провести день в его амбаре. Вечером мы направились к дому Крука.