Евреи-партизаны СССР во время Второй мировой войны

Не успели мы покончить с одним препятствием, как нам пришлось столкнуться с другой опасностью. Перед нами раскинулось националистическое село Лозки. Я остановил караван из телег и вместе со своими друзьями пробрался в село, чтобы проверить обстановку. Мы сразу заметили двух жителей села, которые шли с палками в руках. Мы посадили их в свою телегу и связали им руки сзади. От них мы узнали, что их задача идти в церковь и бить в колокола, если в окрестностях села появятся партизаны, а затем те, у кого есть оружие, организуются и откроют по партизанам огонь. К счастью для нас, этот план был сорван. Мы заставили пленных встать на телегах и проехали это место в направлении деревни Бабки. Там, в одном из домов, я раздобыл кувшин молока и буханку хлеба. Я выбросил двух пленных из телеги и продолжил путь в Гуту Степанскую, где оставалась молодая женщина с двумя своими ранеными товарищами.

Из Гуты Степанской мы продолжили путь в Крымно.

Там у нас была передовая позиция с четырьмя бойцами. Из большого количества полученной нами информации стало ясно, что нас преследует немецкое подразделение, вышедшее из города Рафаловка. Очень быстро мы подошли к реке Стырь и поднялись на мост, который был временным и маленьким, и попытались продвинуться к берегу реки. Наши бойцы с передовой позиции под прикрытием спустили больных на берег, в кусты, и мы их замаскировали. Немцы дошли до реки, немного постояли там и вернулись назад по своим следам.

С отступлением немцев я освободил поляков с их телегами и лошадьми. Вместо них я взял две телеги и лошадей из нашей части. Я собрал больных и поехал в штаб, чтобы доложить дяде Пете. Несмотря на поздний час (два часа ночи), он терпеливо выслушал доклад, задал вопросы, посоветовал переночевать в штабе и не ехать «домой». Он даже дал недвусмысленный приказ не будить меня утром. Когда я встал, он пригласил меня позавтракать с ним. Тем временем врач осмотрел больных и тоже доложил об их состоянии. Один из больных был в критическом состоянии (он позже скончался). Ванька был вне опасности и остался жив.

Я отправился «домой», в свое подразделение под командованием Макса. Они устроили для меня хороший прием. Я доложил Максу и о его польских братьях. Он также сопроводил мой доклад множеством бесконечных замечаний, но в целом все воспринял хорошо и сочувственно.

В это время ходили слухи, что есть желающие отравить капитана, то есть Макса. Макс был приглашен на приближавшийся в то время польский праздник, Пасху, погостить у Цибульского в селе Карасине. Макс сообщил мне об этом и добавил, что без меня он не поедет, так как я за него отвечаю и не причиню ему никакого вреда. Мы подъехали к дому Цибульского. Я не мог долго смотреть на изобилие еды, выставленной на столе. В разгар застолья хозяин рассказал нам, что в городе Маневичи было около 20 000 немцев. Было неясно, что они собираются делать: напасть на нас или атаковать украинских националистов в окрестностях Колок.

После еды, несмотря на то что Макс был в Голобах, мы направились в Конинск к нашему другу, поляку по имени Казимир Словик. Мы были уверены, что он уже знает о плане немцев. Словик уже ждал нас с нетерпением. Он был уверен, что в свете сложившейся ситуации кто-то наверняка нагрянет.

Он знал, что немцы идут на Колки. Я почувствовал облегчение. С Максом было невозможно разговаривать, так как он был мертвецки пьян и спал. Я вежливо отложил приглашение позавтракать, сказав:

– Я должен явиться в штаб, а мне предстоит путь в 35 километров.

Без отдыха и сна я добрался до штаба на следующий день в восемь часов утра и доложил дяде Пете о том, что происходит в округе. На этом мои операции во время Песаха закончились.

Еще один случай произошел раньше, когда мы гостили у Словика в лесу. Однажды мы возвращались поздно вечером после серьезной операции, и нам очень хотелось пить. Мы проходили через Лесовое, и я знал, что в кустах есть родник. Я положил автомат, растянулся на земле и зачерпнул ладонями воду из родника. Мои друзья сделали то же самое, что и я. Вдруг в тишине ночи я услышал один за другим стоны. Мой острый слух, развившийся за это время, повел меня в направлении звука. С винтовкой наперевес я продвинулся еще на несколько шагов. Я был поражен. На земле лежали два умирающих человека. Я сразу же узнал их. Это были Иосиф Таненбаум и доктор Мельхиор, два беженца, спасшиеся во время немецкой оккупации Польши и попавшие к нам в 1939 году.