Я поспешил на улицу, чтобы посмотреть, что случилось. Несмотря на темноту, я смог разглядеть несколько всадников. Я крикнул им:
– Кто вы?
– Федоровцы![85]
– А вы кто? – спросил их командир.
– Из отряда дяди Пети, – ответил я.
Командир подошел ко мне, сошел с коня, мы пожали друг другу руки. Мы уточнили некоторые детали, и он вручил мне два письма из штаба, предназначенные для меня, в которых меня просили помочь им получить продовольствие. Это были пять партизанских бойцов, патруль из большого отряда в 4500 бойцов, вооруженные лучшим оружием, какое могло быть у партизан для ведения партизанской войны. Их целью было ознакомиться с тыловой линией немецкой армии и постоянно ее подтачивать. После того как сопротивление на восточном фронте было сломлено и он распался, мы получили приказ военного командования покинуть нашу базу в Брянском лесу. Я взял несколько человек со своего командного пункта, и мы пошли с этими партизанами-федоровцами в деревню. Там мы конфисковали для них несколько мешков картошки и несколько телег. Они нас горячо поблагодарили и ушли.
На следующий день патрули вернулись с двумя сотнями человек и еще двумя письмами из штаба. На этот раз меня просили помочь им в диверсионной операции на железнодорожных путях у моего родного города Маневичи. Я получил от них оседланную лошадь, и мы выехали в Галузию. Там, на командном пункте, было тридцать наших бойцов. Там же работала наша мельница, которой руководил Авраам Пухтик.
До войны он был владельцем мельницы. Там мы обнаружили всех товарищей, которые сидели за столом и завтракали. Кто-то громко поприветствовал меня:
– Доброе утро, Бурко!
Я узнал его. Он был украинцем, начальником полиции города Карасина, и находился в нашем черном списке. Его акции по преследованию евреев были многочисленными и доходили до Троченбродского леса. Случайно он присоединился к партизанам во время одной из их стычек с украинской полицией. Он был схвачен нашими товарищами у кирпичного завода под Маневичами. Я вызвал на улицу командира федоровцев и рассказал ему об украинском полицае. Командир приказал привести его в конюшню. Там мы положили его на землю, и двое партизан били его палками, пока он не испустил дух.
Снаружи мимо проходила молодая женщина по имени Паша из деревни Вырки. Она много лет работала в городе Маневичи. И каждый раз, когда в деревне появлялись партизаны, она докладывала немцам. Эта молодая женщина была сильно избита и ее предупредили, чтобы она больше не болтала.
Мы оставили Галузию и пошли в сторону Конинска, в лес. Там мы поставили шалаши. Несколько дней я спал в одном шалаше с комиссаром. Это место служило временной базой для диверсионных операций на железнодорожных путях. Ночь за ночью я выходил с разными отрядами, каждый из которых насчитывал 30 человек, на диверсионные операции.
Однажды утром в воскресенье Макс обратился ко мне с просьбой принести ему литр водки от Словика. Я позвал с собой одного из федоровцев, и мы отправились по указанному адресу. Хозяин дома принял нас радушно, пригласив на завтрак, ведь было воскресенье. Мы ушли с двумя литрами водки.
Оставив Словика, мы отправились к Франеку Брановскому с той же просьбой. И опять тот же рефрен: «Сегодня воскресенье!» Там мы тоже ели и пили. Мы допили бутылку и пошли дальше. Когда мы вернулись, я был потрясен увиденным. Около сорока бойцов и фельдшеров в телегах с лошадьми готовились выехать на операцию. Я доложил капитану, вручил ему водку, которую он просил. Он поблагодарил меня и добавил совершенно серьезно:
– Пришло время для кровной мести, которой ты так жаждал. Ты сможешь свести счеты с теми, кто ночью, когда ты случайно зашел в их деревню в поисках еды, побежал отбирать у тебя наше оружие и передавать немцам, – и он протянул мне «черный список».
Я думал о том, как лучше добраться до места назначения, Польска-Гура. Было несколько вариантов. Один из них – идти со стороны Маневичей, но была вероятность, что немцы устроят там засаду в районе кладбища. Я выбрал окольный путь. Мы пошли по обозначенному маршруту через участки леса и вышли к деревне с другой стороны. Издалека я увидел среди кустов костер. Мы быстро и осторожно приблизились к этому месту и встретили старого крестьянина, пасущего четырех лошадей. Двух из них я сразу узнал. Это были лошади Хазенкова, имя которого присутствовало в черном списке. Я спросил старика, что происходит в деревне. Он сказал, что если появятся партизаны, то он должен немедленно сообщить об этом в деревню. Мы конфисковали лошадей и взяли старика с собой.
Первым, к кому мы пошли, был Хазенков. Когда мы появились, мужчины стали убегать. Я подал сигнал командиру патруля открыть огонь, и он сразу же попал в Базыкина, предводителя бежавших. Мы вошли в его дом, и я увидел через окно, что он только ранен. Я увидел, что он задыхается и пытается убежать.
– Павел Павлович! – крикнул я. – Вот он!