Я не мог видеть лошадь, на которой скакал, не то что дорогу. После того как мы проехали около шести километров, патрули узнали дорогу; но я добрался до штаба Федорова задолго до них, несмотря на то что меня несколько раз останавливали часовые. В конце концов я предстал перед генерал-майором. После короткого доклада генерал Федоров приказал приготовить чай. Тем временем подъехала шестерка, и он не смог сдержать себя и разразился криком:
– С такими патрулями, как вы, националисты съедят нас живьем! Они дойдут до леса раньше, чем мы успеем двинуться!
А связным, которые постоянно находились рядом со штабом, он сказал:
– Батальоны 5 и 9, идите сражаться с националистами!
Мне он сказал:
– Закончите свое задание, вам разрешается уйти! И сообщите своим офицерам, чтобы они устроили засады на обочинах дорог, чтобы преградить путь нежелательным украинским националистическим элементам.
Несмотря на все наши усилия по предотвращению опасности, националистам удалось проникнуть на наш передовой форпост в селе Лишневка. Наши силы отступили. Вторым пунктом назначения было село Карасин. Там также был прорыв, и наши силы отступили оттуда. Из Карасина они продолжили движение на
Серхов. Этот форпост контролировали федоровцы. Вовремя укрепив и обучив свои войска, они ждали прибытия националистических сил, и тут федоровцы открыли огонь из пулеметов и легкой артиллерии. Нападавшие отступили.
Они не ожидали такой сильной реакции. Из штаба было послано подкрепление в количестве около восьмидесяти человек, целью которого было преградить путь, ведущий в Галузию. Так и произошло. Когда националисты, атаковавшие карасинскую заставу, попали под сильный огонь, они были вынуждены отступить в направлении Галузии. Я знал, что на пути с обеих сторон были непроходимые болота, а посередине – бревенчатый мост. Мы залегли по сторонам дороги, а когда националисты приблизились, мы расстреляли их перекрестным огнем. В плен взяли только шестерых. Они утверждали, что они русские, бывшие солдаты Красной армии, и что они понятия не имеют, кто такие украинские националисты.
Во время одного из боев с немцами в районе Ловошова партизаны взяли в плен женщину-врача и девочку и привели их в штаб в Карасине. С приближением второй осады леса Сашка Воронов, командовавший этим участком, спросил Костина, что с ними делать. Недолго думая, Костин приказал их ликвидировать. Так и сделали. Их вывезли на расстрел рядом с озером, в районе Замостья. Когда бои с немцами и украинскими националистами пошли на убыль, наши и федоровцев операции возобновились, и тут обнаружили два трупа – женщины-врача и ее дочери.
В ходе расследования федоровцы возложили вину на командира Костина, и он был арестован спецподразделением. Во время подготовки к Новому 1944 году я собрал посылку с продуктами и водкой и отправил ее командиру дивизии Ковлову для арестованного Костина, но он вернул ее мне. Я взял посылку во второй раз и пошел к генерал-майору Федорову. Я настоятельно просил его разрешить мне передать посылку Костину. Он поколебался и сказал:
– На этот раз я вам разрешаю, но к нему больше не ходите. Вам разрешено приходить ко мне когда захотите, хоть после полуночи.
Я сидел с генералом, мы немного поговорили, выпили, и все были довольны, но больше всех была довольна возлюбленная Костина, Екатерина Григорьевна. Жизнь Костина была спасена благодаря полковнику Бринскому, который в это время находился в Москве, где ему задали вопрос о его мнении. Костин был освобожден, получил под свое командование сто человек и отправился за реку Буг, чтобы основать партизанское движение в центре Польши.
Место Костина занял бывший командир спецподразделения Василенко. В те дни мы должны были получать грузы из Москвы по воздуху. Проблема была в том, как их сбрасывать на парашютах. Это были девственные леса. Было много прудов и болот, а также местное население, но в основном нас беспокоили немцы. Мы отправились на поиски площадки в соответствии с директивами Москвы, но стало ясно, что расстояние большое, и мы боялись, что не сможем прибыть вовремя. Мы связались с Круком, который обосновался в глубине леса, и вместе нашли поляну в лесу недалеко от Сазанки. По согласованным сигналам с земли пилот сбросил «товар». Мы получили боеприпасы, оружие, медикаменты, одежду, а также к нам поступили радиотехники и офицеры. Такие грузы мы получали несколько раз.
Однажды ночью к нам на парашюте был доставлен капитан с новым оборудованием. Когда мы вошли на базу, нас было трое: командир Василенко, капитан, который прилетел на парашюте, и я. Два офицера беседовали обо всем на свете. Я слушал, но не принимал участия в разговоре, так как он меня не касался. Василенко, в частности, сказал капитану-десантнику:
– Видишь, какой выдающийся партизан, и как жаль, что он еврей.
Я не стал молчать и сказал:
– Товарищ командир, не стоит жалеть. Я родился евреем и умру евреем!
– Вот видишь, – сказал Василенко капитану, – еврей и гордится этим.