С развалом фронта на линии Москва – Сталинград немцы без особого успеха пытались представить себя державой, которая еще способна выстоять под натиском Красной армии на фронте и партизан в тылу. На самом деле ситуация была прямо противоположной. В то время как Красная армия наступала на фронте, партизаны успешно пытались занять ключевые точки вдоль важных, почти недоступных железнодорожных путей.
Однажды ночью нам стало известно, что нашей дивизии, насчитывавшей в районе Рафаловки более 30 человек, удалось отбить город у немцев. Услышав эту новость, штабные командиры, в том числе и мой командир Василенко, выехали на место. Среди тех, кто ехал в Рафаловку, был и начальник штаба Провишка, капитан, который до начала войны служил в районе Буга. С ухудшением положения на фронте он попал в плен к немцам, но ему удалось бежать, и он присоединился к партизанам. В Рафаловке он узнал, что часть, в которой он служил, располагается в восьми километрах от него, и что там находится его хороший друг со времен службы в армии. Он решил во что бы то ни стало встретиться с ним. Встреча двух друзей была эмоциональной. Были накрыты столы. После этого капитан регулярной армии отвел нас на склад снабжения и снабдил оружием. В беседе с армейским капитаном он выразил раздражение действиями партизан в районе проживания гражданского населения.
– Слишком много людей пускают в расход, – жаловался он, – и слишком мало обучают.
Мы попросили его быть терпимее и сказали, что время рассудит, кто прав.
Мы поехали в Рафаловку, чтобы посмотреть фильм о жизни Ванды Василевской. Кинозал был заполнен солдатами из подразделения капитана, и, по его просьбе, солдаты уступили свои места партизанам. После полного событиями дня мы хорошо выспались в помещении, где остановились завоеватели Рафаловки.
На следующий день к нам зашел генерал-майор из города Сарны и выступил перед нами. Среди прочего он сказал, что
Сталин приказал оказывать помощь нуждающимся в ней партизанским отрядам и что в победе над фашистами 50 процентов заслуги принадлежит партизанам. Что касается помощи, которую он должен был нам предложить, он попросил у нас мяса, сказав, что заплатит нам табаком, солью и другими «хорошими вещами». Мы подготовили для него скот, и я отвечал за его доставку в указанное место. Со скотом я пошел в деревни, которые были под нашим контролем и под контролем Красной армии.
В одной из деревень я снова встретился с капитаном из «регулярной армии». Разговор снова зашел о враждебном гражданском населении. Теперь он согласился со мной. То, что капитан признал враждебность украинского населения, не было случайностью. Грузовик с солдатами проезжал мимо Владимирца и был обстрелян из засады. Часть солдат была убита, а раненых сожгли вместе с грузовиком.
Через несколько дней я с несколькими бойцами отправился патрулировать район Поворска, чтобы собрать информацию о немцах: находятся ли они еще в городе, в каком они состоянии и т. д. Мы как раз подошли к селу Черск, когда нам все стало ясно. Мы изменили направление и поехали в Маневичи, мой город. Это был мой первый визит за два года. Дом, в котором я жил и который построил своими силами, дом, где я познал счастье, все еще стоял на своем месте, но он был разрушен, двери и окна выбиты. Я не стал заходить внутрь. Мое сердце болело. Я вытащил ручную гранату, которая была со мной, но командир не позволил мне этого сделать. Я посмотрел вокруг на близлежащие дома и увидел, что из трубы одного дома, где раньше жил польский полицейский, поднимается дым. Я подошел к нему, и поляк Стефан, который в свое время немного помог нам, вышел поприветствовать меня. Он попросил, чтобы я разрешил ему жить со мной в доме. Я согласился. Я провел еще несколько встреч, прежде чем мы отправились дальше в Маневичи, а на следующее утро мы вернулись на базу, в лес.
Придя на базу, я увидел необычное движение. Мой командир, Василенко, получил приказ найти 100 человек и отправиться с ними за Буг. Он хотел, чтобы я пошел с ним, но штабс-капитан Анищенко воспротивился этому. Поэтому я временно остался.
С освобождением Рафаловки связь территории с Москвой возобновилась, хотя и в ограниченном масштабе. В любом случае люди прибывали, теперь в основном на поезде. Они перевозили раненых в госпитали в русский тыл, перевозили детей, ехали партизанские командиры. Сталин пригласил командиров для консультаций по поводу продолжения кампании. Пригласили и нашего командира, дядю Петю (Бринского), и я был единственным евреем среди провожающих поезд в Рафаловке. Я расстался с ними по-дружески. Я подозревал, что Бринский – еврей. Он остался со мной, и мы вдвоем вернулись в лес.