Евреи-партизаны СССР во время Второй мировой войны

После всех убийств и всего того, что вы видели, вы все еще верите в Бога?

Флеш: Я не верю в Готта [Бога].

Меламедик: Я верю во что-то или кого-то, кто направляет нас. Я все еще верю, потому что я выжил. Это было как чудо.

Флеш: Невозможно верить в Бога, после того как видел, как маленьким детям стреляют в рот. Я говорю, что верю в иудаизм, в еврейский народ и в Израиль, но не в Бога. Из-за Бога погибло много евреев. Религиозно ортодоксальные евреи удерживали народ от борьбы. Они говорили нам, что мы провинились, поэтому нас наказывают. Они говорили евреям не сражаться. Религиозные лидеры крепко держали народ. Сегодня я уважаю их, но я не уважаю религию. Я хожу в шул [синагогу] ради семьи, на йахрцайт [поминальные службы по умершим]… не для того, чтобы молиться Богу, а ради памяти моей семьи. Партизан был хефкер менш [термин на идише]: его ничто не волновало. Евреи становились партизанами, чтобы мстить и спасать жизни – никакой политики, никакой идеологии, ничего. Бог был в отпуске, но у меня тогда не было времени на отпуск. Молодой еврей должен научиться давать отлуп [на идише – удар] тем, кто хочет нам навредить. В этом я восхищаюсь [раввином Меиром] Кахане из ЛЗЕ. Но я не знаю. Твой отец [имеется в виду отец Джека Нусана Портера] был из религиозной семьи и сидел за идиш тиш [еврейский стол], но я был сиротой и не получил хорошего еврейского образования. Может быть, если бы у меня было такое образование, я бы сегодня верил в Бога, как твой отец. [См. предыдущее интервью с моим отцом.]

Моррис (Моше) Крамер

Моррис Крамер воевал в отряде Крука вместе с моим отцом. Они были очень близкими друзьями и во время войны, и после нее, когда мои отец и мать жили в Милуоки, а Моше Крамер – в Филадельфии, где он до сих пор живет со своей второй женой Софи и двумя детьми. Первая жена Крамера тоже была в лесах, активно участвовала в «семейном лагере», и у нее был ребенок, который погиб в лесу. Его первая жена погибла в страшной аварии в Филадельфии. Интервью с ним было проведено в его доме в Филадельфии 15–16 октября 1981 года, но оно будет опубликовано позднее – к сожалению, похоже, что запись интервью мной утеряна.

Фейге Марин Пухтик (Фей Портер)

Как можно предположить, брать интервью у собственной матери очень сложно, особенно в связи со смертью двух ее дочерей (моих сестер), но вот это интервью. Моего отца в нем называют несколькими именами: Татех («папа» на идише), Срулик или Исроэль Пухтик. Этот рассказ можно сопоставить с другими, приводимыми в данной книге. Интервью состоялось в ноябре 1981 года в Бостоне.

Не могла бы ты описать социальное положение нашей семьи до войны?

Мои отец и мать, все мои братья и сестры были религиозными людьми. У меня было четыре сестры и четыре брата; у родителей было 16 внуков и даже один правнук. До 1939 года я росла в Городке, небольшом городе недалеко от Маневичей (Украина). Мы принадлежали к среднему классу. Мой отец Нусан Мерин до Первой мировой войны был учителем, после войны у него была мастерская по обработке льна и шерсти, а позже вместе с моими братьями мы открыли предприятие по производству растительного масла. Мы не были бедными, но и богатыми не были. Моя мать Бейла Мерин (урожденная Зингерман) была домохозяйкой.

Ты выросла в штетле?

Да, это был маленький штетл, местечко Городок, около 500 человек, украинцев и евреев. До 1939 года. В сентябре 1939 года, на Йом-Кипур, пришла советская армия и хотела окружить польскую армию, которая базировалась в Городке. Но сначала они послали самолеты, чтобы сбросить листовки с требованием сдаться. Польская армия отказалась, поэтому позже прилетели 25 самолетов и разбомбили лагерь польской армии, все дома, убили много людей. Мы сбежали через окно и скрылись в лесах. На следующий день мы вернулись. Все было обращено в пепел. Единственные, кто был жив, это коровы, они ждали нас в поле. Так что у нас было молоко. Мы продали коров за одежду и деньги и уехали в Маневичи. Я тогда жила со своим мужем, Исроэлем [Сруликом] Пухтиком, и моими родителями.

Когда вы поженились?

Мы поженились в 1937 году. У нас было двое детей, одной дочери, Хае Удель, было два года, а Пешель родилась позже в Маневичах.

Не могла бы ты их описать? Они были похожи на [моего сына] Габриэля?

Нет. Старшая была похожа на тебя, вторая – на Шломо [моего брата]. Они обе были темноволосые, смуглые, но со светлой кожей. Старшая была темнее, младшая – светлее, но с темными волосами и темными глазами.

Они были хорошенькие?

Не спрашивай меня об этом, пожалуйста.

Сталкивалась ли вы с антисемитизмом до Второй мировой войны?