Евреи-партизаны СССР во время Второй мировой войны

О да, со стороны украинцев. Они были антисемитами. У нас был пекарь, живший по соседству с нами. Он пек белый хлеб и халы. Однажды один украинец сказал мне: «Если бы я мог убить этого еврея, я бы его убил». Без всякой причины. Просто так.

Был ли еще какой-нибудь подобный опыт у тебя или у Татеха?

В целом нет. У Татеха были хорошие отношения со всеми украинцами. Он им нравился. Он был с ними дружелюбен. Например, когда им нужна была пачка махорки, он доставал ее для них. Может быть, мы были исключением, но у нас были с украинцами хорошие отношения.

Давай перейдем к другому вопросу. Когда война стала неизбежна, какие варианты были возможны для тебя и нашей семьи? Что ты сделала перед лицом надвигающейся войны?

Я понимаю вопрос. Когда началась война, советские войска были оттеснены немцами, и когда немцы начали бомбить железную дорогу вблизи нашего города, я сказала мужу: «Срулик, давай возьмем внаймы лошадь и телегу и поедем за отступающими русскими. Давай уедем отсюда». И я пошла к Берлу Бронштейну [см. его воспоминания в этой книге] и сказала: «Берл, у тебя есть лошади и повозка, давай уедем». Но он сказал, что нам не следует уезжать.

Русские сразу же начали мобилизацию людей для военных действий, и они пришли за моим мужем, потому что он когда-то служил в польской армии как кавалерист и разбирался в лошадях. Поэтому они хотели посадить его на поезд, перевозивший лошадей.

Это была сложная, безумная ситуация. Мы не знали, что делать. Мои теща и тесть [родители Срулика] сказали Срулику: «Ты уезжаешь и оставляешь нас одних? И жену с детьми тоже?» И он, чувствуя себя очень виноватым, оставил лошадей, и поезд ушел без него. Позже этот поезд разбомбили немцы, и много людей и лошадей погибло. Так что мой муж остался с нами. Думаю, в каком-то смысле ему повезло, что он не поехал в том поезде.

Сколько вам было лет, когда началась война?

Мне было 28.

Как до вас дошли новости о войне?

По радио и из газет.

Польских газет?

Нет, у нас была еврейская газета [на идише]. Она называлась, кажется, «Тог-Морген». Из нее мы узнавали, что происходит.

Что сразу изменилось в твоей работе, в твоей домашней или общественной жизни в связи с войной?

Когда пришли немцы, самым важным изменением было то, что они больше не разрешали нам забивать скот. Они сказали, что мы, евреи, «наказываем» скот, «причиняем ему боль». Ни одному шохету [соблюдающему ритуал мяснику] не разрешалось убить даже одну курицу.

А как же твоя школа или работа?

У меня не было работы, и я не ходила в школу. Я все время была матерью и домохозяйкой.

Была ли нарушена ваша религиозная жизнь?

С 1939 года до сентября 1942 года у нас была своя шула [синагога] и полноценная религиозная жизнь – раввины, службы. Только в сентябре 1942 года она была прервана.

А ваша общественная жизнь?

О, какая общественная жизнь? В чем вопрос?

Чем вы занимались изо дня в день?

Это была печальная жизнь. Мы просто сидели дома. Мы не могли выйти на улицу. Мы должны были носить желтые нашивки на одежде [чтобы обозначить себя как евреев]. С самого начала у нас был белый ремешок с маген давид [звездой Давида] на нем. Потом нас заставили снять белые ремни, и мы надели желтые нашивки из ткани – 18 дюймов спереди и 18 дюймов сзади… и пятнадцатидюймовый желтый знак на каждом еврейском доме. Это было в Маневичах.

Когда появились нашивки?

С самого начала немецкой оккупации, с сентября 1939 года.

А что было с вашим имуществом?

Они дали разрешение украинцам три дня грабить евреев. Три дня. Как на базаре. Подушки, простыни, все. Они пришли и забрали все.

И что вы могли сделать?

Ничего. Вообще ничего. Они положили нас на пол, вошли и забрали все, что хотели. А у нас не было оружия, чтобы отбиться от них.

Думали ли вы, что это конец света, конец вашей жизни? Что вы думали делать?

[Печально, с опущенной головой]. Мы не знали, что делать.

Было ли у вас ощущение, что грядет холокост, убийства?

У нас было предчувствие, что ситуация будет ухудшаться, но мы не думали, что это будет такой холокост. Мы не верили в это, потому что знали о немцах во время Первой мировой войны, что может случиться плохое, но тогда они нас не убивали. Мы не думали, что сейчас они убьют нас всех.

А как насчет Маневичского гетто? Кто им руководил?