Еврипид и его трагедийное творчество: научно-популярные статьи, переводы

Были ли ошеломлены также и зрители? Мы не знаем. Но про одного из них мы знаем, что он не дал себя ошеломить; это был Софокл. Около того же времени, – быть может, годом раньше – он дал Афинам одну из своих лучших трагедий – «Царя Эдипа». И про его героя ходило предание, родственное тому, которое Еврипид рассказывал про своего Еврисфея, – что под конец его жизни Афины его приютили и что он стал залогом безопасности для них. Правда, тогда мужественный дух почти семидесятилетнего поэта еще не был склонен следовать ласковому призыву благодати; и прошло более двадцати лет, пока и для него не наступила старость. Но когда она наступила – он дал своим согражданам новое разрешение Эдиповой загадки в духе его родного предания, но без того диссонанса, которым страдала мятежная душа Еврипида. Кто хочет познать истинно религиозное значение заключительного мотива «Гераклидов», тот должен прочесть «Эдипа в Колоне».

VII

А теперь подведем итоги.

Что дают нам «Гераклиды» – прежде всего в художественном отношении?

Это – совокупность нескольких трагедий, не без искусства сплетенных между собой. Правда, центральная из них – трагедия самих Гераклидов – имеет своими героями безмолвную группу, красиво окружающую алтарь милосердного бога. Ее перипетия, вмешательство Копрея, начинается еще в прологе; это единичный случай. Разрешителем является Демофонт, единственный определенный и потому нетрагический характер трагедии, рыцарский представитель воли Афин и их богини. Правда, обещанное им заступничество оказывается неокончательным; но тут трагедия Гераклидов переходит уже в трагедию Макарии.

Она более прочих пострадала, отчасти по вине Еврипида, отчасти вследствие переделки. Еврипид пропустил ее предпосылки – убийство Копрея и гнев элевсинской богини. Убийство Копрея было грехом афинян, не Гераклидов; предлагая себя искупительной жертвой, Макария умирает за афинян. Все это здесь изменено. Не по вине Еврипида лишились мы развязки, рассказа о смерти Макарии. Разрешителем в первоначальной редакции был, вероятно, тот же Демофонт; судя по одному отрывку, рассказчиком выступает именно он. Но при всем том Макария была, согласно сказанному, только эскизом к Поликсене из «Гекубы», а Поликсена в свою очередь покажется только эскизом, если сравнить ее с Ифигенией (Авлидской); неудивительно, что трагедия Макарии была забыта.

Обе трагедии – и Гераклидов, и Макарии – сплетаются с трагедией Иолая. Мы видели, как сознание его старческой немощи, к которому он приходит в разговоре и с Копреем, и с Демофонтом, и, наконец, с Макарией, вызывает в нем тот подъем духа, который, начинаясь в сцене с Алкменой и слугой, подготовляет его чудесное преображение в битве. Самый факт Еврипид заимствовал у поэта фиванского варианта; к сожалению, условия трагедии не дозволили ему довести его до конца. Мы покидаем Иолая у трофея, которым он венчает свою славную победу; рассказа о его смерти Еврипид, отвлеченный трагедией Алкмены, уже не успел дать. Поэт фиванского варианта свою балладу об Иолае кончил именно ею. Что Еврипид с ним не расходился, на это можно найти указание в самой молитве старого витязя:

Чтоб ему на день один
Они вернули молодость.

А что с молодостью улетит и жизнь, это разумеется само собою; так чувствовали и поэт «Строителя Сольнеса», и поэт «Потонувшего колокола».

И, наконец, трагедия Алкмены, самая неутешительная из всех. Правда, и она пострадала: ее начало пропало вместе с концом трагедии Макарии; но, как бы мы его ни дополнили, впечатление не изменится. Мы простили бы покинутой избраннице Зевса ее богоборство, если бы она так и осталась покинутой, если бы ее патетические слова:

Уж жалобы из уст моих Кронид,
Конечно, не услышит – сам он знает,
По правде ли со мной он поступил! —

остались без опровержения. Но после того как они блистательно опровергнуты эпифанией Геракла и Гебы, дальнейшее на чисто художественной почве уже необъяснимо. В своей «Гекубе» поэт устранил этот недостаток. Та – несчастна, и нарастание ее несчастья дает ей человеческое право на ее нечеловеческую злобу – то право, которого счастливая Алкмена лишена.

Итак, при многих красотах в частностях художественные изъяны налицо. Подробный анализ трагедии только подтверждает приговор, подсказанный первым впечатлением: в художественном отношении это – сама слабая драма Еврипида. Она почти что не нашла отклика в новейшей поэзии: из эпохи французского классицизма Патен приводит (не считая ненапечатанной драмы де Бри) только две попытки ее воскресить, Данше и Мармонтеля, обе неудачные, особенно вследствие нелепой идеи авторов превратить дочь Геракла в героиню любовной интриги.

Но мы знаем уже – в этой трагедии художественность вообще отступила на задний план. Ее цель – этико-политическая. И наш главный вопрос после нашего анализа – что дал поэт своим согражданам в этой, в этико-политической области?