Читаем Еврипид и его трагедийное творчество: научно-популярные статьи, переводы полностью

Но Еврипид сделал еще больше: он к этим двум трагедиям своих предшественников добавил третью, свою собственную – трагедию Ифигении. Ифигения у него впервые из безвольной жертвы стала трагической героиней. То, к чему началом была Макария в «Гераклидах», продолжением – Поликсена в «Гекубе», нашло себе, наконец, полное осуществление в Ифигении. Она молода, прекрасна, она царевна; жизнь лежит перед ней сплошным золотым маревом. Теперь это марево облекается в плоть и кровь: у нее жених, и этот жених – лучший витязь ахейской рати. И вдруг – неизбежность смерти… второй акт трагедии. О, всё, только не это! Она раздавлена горем, она просит, умоляет. Но и смерть не нема: она дважды заявляет ей о своей правде, первый раз словом – устами ее любимого отца, другой раз делом – опасностью ее жениха. Положение достигло крайнего напряжения; кровь польется рекой, если она не уступит. И тогда она уступает. Ее охватывает мистический восторг самоотверженной смерти: в песни, полной религиозного экстаза – недаром «Ифигения» создана одновременно с «Вакханками», – она предвкушает награду за свое самоотвержение:

О, смотрите: ИлионаПобедительница я!

Незадолго перед тем Софокл, написав своего «Филоктета» в противовес еврипидовскому, преодолел заключавшийся в нем элемент интриги: не волшебный лук, хитростью добытый его врагом, заставляет его идти под Трою – лук ему возвращается, и он все-таки идет. Теперь Еврипид совершает дело преодоления интриги в трагедии своего соперника: Ифигения Софокла, залученная в ахейский стан хитростью Одиссея, падает подневольной жертвой, венчая своей смертью здание его коварства, – Ифигения Еврипида, имея возможность спастись благодаря великодушию Ахилла, отказывается от этого средства и добровольно выбирает победоносную смерть.

* * *

Но кто она первоначально, эта Ифигения, не в литературной, а в религиозной традиции?

Ее имя – царственное: «мощно (т. е. к мощи) рожденная». Царственное – или, быть может, божественное? В религии, несомненно, последнее. Мы видели, что и литературная традиция с этим считается, сооружая мост между Ифигенией-царевной и Ифигенией-богиней в виде ее апофеоза милостью Артемиды. Но для религии апофеоз не был нужен. Ифигения и без него была богиней – была Артемидой-Ифигенией. Под этим именем ей служили в Гермионе, в ахейском Эгире – о Бравроне в Аттике (см. «Ифигению в Тавриде»).

Другими словами: Ифигения была, выражаясь технически, «ипостасью» Артемиды. Она как таковая дочь Агамемнона – очень понятно: ведь и Агамемнон первоначально был ипостасью Зевса, был Зевсом-Агамемноном. Она – сестра Ореста; это и подавно понятно: ведь Орест был ипостасью Аполлона.

Конечно, это область туманная: мы вступаем в святая святых греческой мифологии и религии, в круг идей, создавших догмат о богочеловеке. Его имена различны у различных племен Эллады, и различны те девственные богини, ипостаси которых ему даются в заветные невесты. Ахейский Ахилл связан с Афродитой и ее ипостасью Еленой; дорический Геракл – с Афиной и ее ипостасью Деянирой; Ясон – с (первоначально тоже девственной) Герой и ее ипостасью Медеей; Мелеагр – с Артемидой и ее ипостасью Аталантой. А при скрещении племен обязательно происходили и скрещения мифов; Ахилл прочнее всего привязан к ипостаси Афродиты Елене; но мы встречаем его в других изводах и в браке с Медеей (Ивик, Симонид, Ликофрон). Неудивительно поэтому, что он попал и в круг Артемиды – что Ахилл представляется божественным мужем обожествленной Ифигении (у Стесихора).

Такова религиозно-культовая ячейка, давшая в своем развитии патетический миф об Ифигении как невесте Ахилла и об Ифигении как жертве и любимице Артемиды.

3. Ифигения в Авлиде

Из «Сказочной древности»

…На следующий день благоприятные ветры, дувшие до тех пор, внезапно сменились противными: двинуться было невозможно. Стали ждать. Ожидание большого войска, сопровождаемое всеобщей праздностью, развращающе действует на души воинов: первоначальный пыл охладевает, появляется скука, недовольство, ссоры с товарищами, неповиновение властям… Обратились к Калханту: какой бог на нас разгневан? И как умилостивить его гнев? Калхант вопросил своих птиц, затем заклал богам овцу, внимательно стал наблюдать горение ее жертвенных частей и исследовал рисунок ее печени. Чем далее, тем мрачнее становилось его лицо.

Он отвел в сторону обоих Атридов и Одиссея.

– Все приметы, – сказал он, – сходятся в одном. Вы должны знать, что вся Авлида и прилегающее побережье посвящены Артемиде… И вот Артемида не дает нам попутных ветров и не даст их до тех пор, пока…

– Пока что?

– Пока ты, Агамемнон, не принесешь ей в жертву твоей старшей дочери Ифигении.

Слезы брызнули из глаз царя; негодуя, он ударил посохом о землю:

– Никогда этого не будет – никогда, никогда!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука
Повседневная жизнь Китая в эпоху Мин
Повседневная жизнь Китая в эпоху Мин

Правление династии Мин (1368–1644) стало временем подведения итогов трехтысячелетнего развития китайской цивилизации. В эту эпоху достигли наивысшего развития все ее формы — поэзия и театр, живопись и архитектура, придворный этикет и народный фольклор. Однако изящество все чаще оборачивалось мертвым шаблоном, а поиск новых форм — вырождением содержания. Пытаясь преодолеть кризис традиции, философы переосмысливали догмы конфуцианства, художники «одним движением кисти зачеркивали сделанное прежде», а власть осуществляла идейный контроль над обществом при помощи предписаний и запретов. В своей новой книге ведущий российский исследователь Китая, профессор В. В. Малявин, рассматривает не столько конкретные проявления повседневной жизни китайцев в эпоху Мин, сколько истоки и глубинный смысл этих проявлений в диапазоне от религиозных церемоний до кулинарии и эротических романов. Это новаторское исследование адресовано как знатокам удивительной китайской культуры, так и тем, кто делает лишь первые шаги в ее изучении.

Владимир Вячеславович Малявин

Культурология / История / Образование и наука