Еврипид и его трагедийное творчество: научно-популярные статьи, переводы

Протесилаю привет шлет за море Лаодамия,
         Сыну Фессалии дочь, милому мужу жена.
Ветром лихим, говорят, ты задержан в Авлиде туманной;
         Ах, как меня ты бросал, где был тот ветер лихой?
Вот бы когда разыграться ветров непокорных потехе,
         Вот бы бурунам когда весел осилить напор!
Больше б тебе поцелуев, заветов дала я прощальных…
Сколько тебе досказать я не успела тогда!

Разом не стало тебя, и умчал тебя ветер попутный,

         Столь же приятный пловцам, сколь роковой для меня.
Вовремя им он подул, но не вовремя сердцу влюбленной.
         Вмиг из объятий моих мой был исторгнут супруг.
Полные ласки уста обрывают напутствия слово —
         И успевают едва грустным закончить «прости».
Пуще свежеет Борей, надувается вдаль устремленный
         Парус… ах, как уж далек Протесилай от меня!
Все я, покуда могла, на тебя наглядеться старалась,
         Спутником взор мой твоих был неотступным очей.
Вскоре исчез ты; вдали только парус белел одинокий.
         О, мой тоскующий взгляд долго приковывал он.
Но когда скрылся в тумане и ты, и твой парус летучий,
         И уж пустыни ничто не оживляло морской,
Скрылся и свет для меня; окруженная мраком внезапным,
         Чувств я лишилась и ниц скошенной пала лозой.
И лишь с трудом меня свекор Ификл, и Акаст престарелый,
         И горемычная мать жизни могли возвратить.

О, они любят меня, но напрасен их труд был усердный;

         Жаль мне, что в горе таком я умереть не могла.
Чувства вернулись, но с ними и жгучая мука вернулась,
         В преданном сердце я все горе познала любви.
Уж неохота мне косу рабыне вверять хлопотливой,
         Уж неохота носить золотом шитую ткань.
Точно вакханка, копьем пораженная бога зеленым,
         Взад и вперед я, куда гонит безумье, несусь.
Тщетно с укором ко мне филакийские жены приходят:
         «Сану приличный наряд, Лаодамия, надень!»[62]
Мне ли багровые ткани носить, когда там, под стенами
         Трои, быть может, его кровию плащ обагрен?
Мне ли уборы, когда медь шлема чело ему ранит?
         Мне ли обновы, когда грудь его давит броня?
Пусть я хоть этим, о муж мой, участвую в наших невзгодах,
         Пусть я хоть скорбью своей время отмечу войны!

Сын недостойный Приама, на горе отчизне прекрасный,

         Будь твоя храбрость в бою верности гостя чета!
Ах! И зачем тебе розы спартанки-красы полюбились?
         Лик твой цветущий зачем сердце спартанки пленил?
Ты ж, Менелай, что так нежно о беглой супруге радеешь —
         Сколько заставишь ты вдов плакать о мести твоей!..
Что я?.. Молю, отвратите несчастное знаменье, боги!
         Дайте, чтоб Зевсу побед муж мой доспехи принес!

Ах, мне так страшно, как вспомню про этот поход безотрадный,

         Слезы, что тающий снег, так и текут из очей.
Ксанф – Симоент – Тенедос – Илион – эта дикая Ида[63] —
         Звук уж имен их одних страхом мне сердце щемит…
И неспроста он Елену увез. Рассчитав свои силы,
         Знал уж злодей, что ее он без труда отстоит.
Златом обильным сияя, предстал перед ней искуситель, —
Славу фригийских богатств пышный наряд подтвердил —
И кораблями, и ратью могучей, успеха залогом;
         А ведь лишь малую часть сил своих взял он с собой. Этим себе подчинил он и Лединой дочери волю;
         Этим он может и вам тяжкий урон нанести.

Есть там и Гектор какой-то; его я боюсь.

         Беспощадна, Хвастал предатель, его в сече кровавой рука.
К Гектору этому ты – уж запомни, молю тебя, имя —
         Не приближайся в бою, если мила тебе я.
Гектора пыл миновав, и с другими ты будь осторожен:
         Мало ли город троян Гекторов может таить?
И говори про себя перед каждой ты битвы началом:
         «Жизнь мне велела беречь Лаодамия мою».
Если уж пасть суждено Илиону от рати аргосской,
         То и без раны твоей гибель свершится его.
Пусть Менелай на врагов устремляется с дикой отвагой —
         Он, что из города недр должен супругу добыть.
Повод иной у тебя; твоя цель – уберечься от смерти
         И возвратиться скорей в верной объятья любви.
Вас я молю, Дарданиды[64], его одного пощадите!
         Из его раны моя брызнет навстречу вам кровь.
Не для того он рожден, чтоб мечом поражать обнаженным,
         Иль чтоб удары врага грудью отважной встречать:
С большим гораздо он пылом способен любить, чем сражаться;
         Битвы другим суждены; Протесилаю – любовь.

Ныне признаюсь тебе: я хотела назад тебя кликнуть —

         Знаменья лютого страх заворожил мне уста.
Помнишь, когда выходил из дверей ты, в поход снаряжаясь,
         Как невзначай ты порог, переступая, задел?
Стон издала я, увидев, и в тихой молитве шепнула:
         «Пусть возвращенье его эта примета сулит!»
В этом тебе признаюсь, чтоб не слишком ты бодро сражался.
         Пусть опасенья мои ветер развеет скорей!
Есть, говорят, и вещанье: «Кто первый из рати данайской
         Вражьей коснется земли, жертвою рока падет».
О ты бедняжка, что первой погибшего мужа оплачешь!
         Ты лишь, мой друг, не пленись славою рвенья пустой.
Нет, если тысяча всех, пусть твое будет тысячным судно,
         Пусть утомленных уж волн силу смиряет оно.
Помни еще: из него выходи ты последним на берег.
         Да и к чему там спешить? Ждет не родной тебя край!
Вот как домой поплывешь – торопи и веслом, и ветрилом
         Судно и резвой стопой первым с него соскочи!

Скрылся ли Феб за горой, с высоты ль озаряет он землю —

         Ты мне и ночью глухой, ты мне зазноба и днем…
Ночию боле, чем днем. Как сладко текут для влюбленной
         Ночи часы, коей стан друга обвила рука!
Я ж на холодное ложе обманчивый сон призываю:
         Нет наяву мне утех – тешусь хоть грезой пустой.
Только зачем ты, мой друг, таким бледным являешься милой?
         И почему твоя речь дышит печалью такой?
Я просыпаюсь в испуге, молюсь привидениям ночи,
         Всех фессалийских богов ладаном чту алтари.
Ладан дымится, и слезы текут, и от влаги горючей
         Светится, как от вина, вспышкой внезапной огонь.

Скоро ль прижмусь я к тебе? Бесконечно – пока сама радость

         Сладкой истомой любви уз не развяжет моих?
Скоро ль в объятиях друга, покоясь на ложе веселом,
         Повести буду внимать подвигов бранных его?
Чудная будет то повесть! А все же приятно нам будет
         И поцелуем прервать воспоминаний поток.
Это – законный отделов конец, и живее польется
         После задержки такой речь о троянских боях!

Троя! Лишь вспомню о ней, мне чудятся бури и волны,

         Гаснет в тумане забот светоч надежды моей.
Что б это значить могло, что ветрами поход ваш задержан?
         О, я боюсь, что ему силы противятся вод.
Даже домой против воли ветров не решаемся плыть мы;
         Вы ж против воли ветров из дому плыть собрались!
Сам Посидон преграждает вам путь в свой излюбленный город[65]:
         Что же вас гонит? Домой каждый вернитесь скорей!
Что же вас гонит, данайцы? Ветров повинуйтесь запрету!
         Это не прихоть судьбы – гнев это бога на вас.
Ради блудницы презренной поход вы такой снарядили!
         Есть еще время: назад бег поверните, ладьи!..
Что я? Назад вас зову? Отвратите вы знаменье, боги!
         Пусть вас по ровным волнам ласковый ветер несет!

Счастлив троянок удел. И своих многослезная гибель

         Будет у них на глазах, будет и враг недалек.
Там на супруга лихого своею рукой молодая
         Латы наденет, чело шлемом его осенит…
Латы наденет, свой труд облегчая лобзанием нежным;
         Будет и ей и ему служба такая сладка.
В бой провожая супруга, совет ему даст на прощанье:
         «Помни доспехи свои Зевсу родному вернуть!»
Он же, в душе затаив своей милой прощальное слово,
         Будет сражаться умно, с мыслью о доме своем.
Та по возврате героя и шлем с него снимет, и латы —
         Белою грудью своей снимет усталость с него…
Да, ее сладок удел. А нас неизвестность замучит,
         Всякой возможной беде верить заставит нас страх.

Все же, пока на чужбине ты в бранной заботе томишься.

         Образ из воска твои мне сохраняет черты.
Он моей ласки предмет; он к тебе обращенные речи
         Слышит, объятья мои он получает пока.
Верь: не простой это воск. В нем я тайную чувствую силу:
         Дар бы был слова – нашла б Протесилая я в нем.
Все на него я смотрю: точно к мужу, к нему прислоняюсь;
         Плачусь ему, точно речь он понимает мою…

Я же возвратом твоим и священною жизнью клянуся,

         Пламенем общим сердец, брачных святыней огней,
Друга главой, что седою я некогда видеть желаю,
         Друга главой, что обнять я с нетерпением жду…
Всюду, куда б ни позвал ты, на том ли, на этом ли свете,
         Я за тобой, мой супруг, спутницей верной пойду…
Ныне же кратким заветом свое я закончу посланье:
         Если меня ты сберечь хочешь, себя береги!