Еврипид и его трагедийное творчество: научно-популярные статьи, переводы

Агава (торжественно). Отец, ты можешь гордо объявить себя отцом лучших в мире дочерей – и я говорю это, имея в виду нас троих, но главным образом меня; да, меня, которая, бросив кросна и челноки, задалась более высокой целью – ловить диких зверей своими руками. И, как видишь, я несу в своих руках вот этот полученный мною трофей, чтобы он был прибит к твоему дому; прими же его, отец, в свои руки, возрадуйся моей удачной охоте и пригласи друзей на пир; ты ведь счастлив… (замечая настроение Кадма, с досадой) конечно, счастлив, когда мы совершили такое дело!

Кадм (сначала было крепившийся, заливается слезами). О горе неизмеримое, горе невыносимое – убийство совершили вы своими несчастными руками! Радостную же жертву принесла ты богам, что приглашаешь на пир наши Фивы и меня! О, я убитый горем – и твоим и моим – человек! Как страшно наказал нас владыка Бромий… Справедливо, да, но слишком страшно; ведь он наш родной бог! (Рыдает.)

Агава (оскорбленная поведением Кадма, презрительно). Как нехорошо, однако, действует на людей старость: от нее они и говорят неприветливо, и глядят мрачно. Пусть бы хоть сын мой пошел в свою мать и был лихим охотником, отправляясь с другими молодыми фиванцами на ловлю зверей! (Смеясь.) Но нет! Он умеет нападать лишь на богов. Вразуми его ты, отец! (Страже.) Призовите его кто-нибудь перед мой облик, чтобы он увидел меня в моем счастье!

Кадм (успокоившись несколько, смотрит на свою дочь взором, полным сострадания). Что мне делать? Если вы поймете, что совершили, – это будет для вас страшным мучением; если же вы до конца жизни будете пребывать в этом положении, то вы в своем несчастье будете хоть воображать себя счастливыми.

Агава (удивленно). Что же тебе не нравится во всем этом? Что тебя огорчает?

Кадм (подходит к Агаве, обнимает ее, прислоняет ее голову к своему плечу и поднимает правую руку к небу). Погрузи же прежде всего свой взор сюда, в эфир.

Агава. Изволь. (Ее взор следует направлению руки Кадма.) Но почему велел ты мне взглянуть на него?

Кадм. Представляется ли он тебе все тем же, или ты замечаешь в нем перемену?

Агава. Да, он как будто светлее и прозрачнее прежнего.

Кадм (еще нежнее прижимая к себе Агаву, тихо). А то… волнение еще не улеглось в твоей душе?

Агава (подносит руку к челу, старается вдуматься в свое положение, затем качает в недоумении головой и глядит на своего отца удивленным, но твердым взором). Не понимаю, о чем ты говоришь, но я действительно как будто прихожу в себя, и мое прежнее состояние оставляет меня.

Кадм. И ты могла бы выслушать мои вопросы и дать на них ясные ответы?

Агава. Спрашивай, отец; я уже не помню, что говорила тебе раньше.

Кадм. В чей дом вошла ты под звуки свадебных песен?

Агава. Ты выдал меня за Эхиона – спарта, как говорят.

Кадм. Кто же был тот ребенок, который в вашем доме родился… у твоего мужа.

Агава (с материнской гордостью). Пенфей; он – сын мой столько же, сколько своего отца.

Пауза.

Кадм (видимо борется с собой; сделав над собой последнее усилие, он, еще крепче прижимая свою дочь к себе, спрашивает ее). Что же это за голова, которую ты держишь в своих объятиях?

Агава. Львиная… (спохватываясь, в смущении) так, по крайней мере, говорили мои товарки по охоте.

Кадм. Взгляни же хорошенько; раз взглянуть – труд непродолжительный.

Агава (смотрит на свой трофей, узнает в нем человеческую голову и с отвращением роняет его; Кадм его подхватывает). Боги, что вижу я! Что за трофей несу я в своих руках!

По данному Кадмом знаку подходит ратник с водой; он смывает запекшуюся кровь, искажавшую лицо Пенфея.

Кадм. Всмотрись в нее, узнай точнее, чья она.

Агава. Я вижу… О я горемычная! Я вижу свое страшное горе!

Кадм. Она похожа на львиную, как тебе кажется?

Агава. Нет! Голову Пенфея держу я, несчастная, в своих руках.

Кадм. Да, – облитую кровью прежде, чем ты могла узнать ее.