Еврофашизм и буржуазный декаданс

В основе отвращения со стороны буржуа Дриё ла Рошеля к буржуазному обществу лежит отчужденность Дриё от его собственной среды. Когда он борется с декадансом общества, он борется и с частью самого себя. В часто сатирически или цинично написанных романах Дриё доводит декаданс буржуазии до апогея, хорошо зная, что его собственный образ жизни обнаруживает определенные сходства с образом его заклятого врага. Дриё отвергает буржуазное общество также потому, что оно, по его мнению, слишком неэнергично и слабо, чтобы противопоставить хоть что-то адекватное опасности напирающего коммунизма. Фашизм, как считает Дриё с 1934 года, это соответствующий времени динамичный ответ, синтез социального и национального.

Впрочем, это обращение к фашизму не может скрыть того, что другой главный момент идеологии Дриё, «видение Европа», это освобождение от связей с определенной нацией, едва ли совпадает с национально-шовинистическими лозунгами «старых» правых радикалов, к примеру, Action Française и Croix de Feu. Доктрина PPF стоит ближе всего к идеологии Дриё, включая фиксацию на Европу, причем концепция Европы Дриё остается интеллектуальной программой с утопическим моментом, которая не нашла полного одобрения даже среди правых коллаборационистов и могла бы осуществиться только в том случае, если бы Вторая мировая война в Европе переросла бы в «войну объединения» (Гизельхер Вирзинг).

Открытыми для будущих исследований остаются другие вопросы в «деле Дриё ла Рошеля» (Бернар-Анри Леви): Является ли Морис Баррес в понимании декаданса и адаптации Сореля непосредственным предшественником Дриё, как полагает Штернхелль? И, разумеется, в не столь научном ключе: Как можно объяснить, что антисемит и антикоммунист Дриё ла Рошель в своем самом близком окружении общался преимущественно с евреями, например, с Колетт Жерамек или Эммануэлем Берлем, и с коммунистами, такими как Андре Мальро или Жан Бернье? Другая проблема, которая все еще ждет своего исследователя, – это реальное, продолжающееся до сегодняшнего дня влияние Дриё на послевоенных французских радикальных правых.

Наконец, нужно еще возразить Эрнсту Юнгеру, который исходит из того, что самоубийство Дриё было «реакцией короткого замыкания» (т.е. действием в состоянии аффекта – прим. перев.). Скорее следует согласиться с Петером Бюргером, подчеркивающим, что фашистской воодушевленной убежденности Дриё с самого начала было свойственно что-то самоубийственное. Последовательность, с которой Дриё практиковал коллаборационизм, целеустремленно вела его к такому финалу. Здесь в последний раз раскрывается абсолютное и тотальное мышление Дриё ла Рошеля, когда он в своем «Заключительном слове» обращается к своим политическим противникам: «Оставайтесь верными идеалу движения Сопротивления, как я остаюсь верным идеалу коллаборационизма. Не обманывайте больше, чем делаю это я. [...] Никаких полумер».

Моральный компонент, вопрос исторической вины Пьера Дриё ла Рошеля, мы здесь осознанно оставляем открытым. Но так как интеллектуал, как замечает сам Дриё, обладает более высокими правами и обязанностями, то злым роком Дриё стало то, что он вступил на путь в этой тотальности. Дриё ла Рошель, кажется, и сам понял это в последние дни своей жизни, ведь дальше он дополняет, почти оправдываясь:

«Даже если они [интеллектуалы, Б. K.] ошибаются, то, все же, они взяли на себя необходимую миссию: быть не в том же месте, где масса. Впереди ее, позади или рядом с ней, это не играет никакой роли, но быть в другом месте. Будущее сделано из того, что видело большинство и меньшинство».

Так что и по этой причине имеет смысл выслушать то, что должно сказать меньшинство, в данном случае фашистская интеллигенция. Это поможет лучше понять проблемную область «фашистского искушения».

8. Приложение

Текст «Récit secret» («Тайного рассказа») был написан Дриё за несколько недель до его самоубийства. Разделенный на три короткие части «Вступление», «Речь» и «Я, интеллектуал», он представляет собой последнее объяснение его политической позиции, а также заключительное слово жизни Дриё. Три части приведены здесь в переводе Хайдегард Шуберт.

8.1. Вступление

Я должен говорить: «я», а не «мы».

Я бы охотнее говорил «мы», но, все же, я интеллектуал, и я привык поступать только от самого себя, а французы, в свою очередь, всюду, где они соединяются в группы, настолько не сходятся во мнениях, что недопустимо, говоря о том или другом, говорить «мы» и ручаться за кого-то другого, кроме как за самого себя.

Тем не менее, я хотел бы говорить о процессе, который одним способом касался всех, и который, несмотря на разницу происхождения, мнений, характеров, мотивов и целей в достаточной степени оправдывает свое название – коллаборационизм.