Снова полетели навстречу его пулям английские слова, но он не желал ничего слушать, а разбрасывал веселые огоньки, выпрыгивающие из его ладоней и вычерчивающие в воздухе ту линию, которую никому еще не удалось переступить: «Тра-та-та-та!»
Все-таки он был добр. Твердый, непоколебимый, как учили его товарищи партизаны, но добрый. Целился прямо в машину, но не хотел попасть в нее ни одной пулей.
Машина не могла свернуть в ту улицу, по которой приехала. Она торопилась, спасаясь от пуль Пиппо,— и потому поползла в другую сторону и уже не казалась такой огромной, как несколько минут назад, а чернота ее выглядела просто нелепой рядом с бело-желтыми огоньками, вылетавшими из автомата.
Когда подбежали встревоженные стрельбой партизаны, он уже снова как ни в чем не бывало спокойно похаживал по площади. Взад и вперед, взад и вперед, и было ему тепло даже в одиночестве.
— Почему ты не задержал машину? — строго спросил командир, услышав о неизвестных.
— А на кой она мне? — ответил Пиппо.— Я их прогнал, разве этого не достаточно?
— Надо было обязательно задержать,— недовольно заметил командир.
— Ты и отца родного готов задержать, появись он только на этой площади!
— Моего отца уже никто и ничто не задержит. Его повесили фашисты за помощь партизанам, — сказал командир.— Ступай отдохни, я покараулю за тебя. Тут дело нечистое, я сам...
Могли ли они предположить тогда, что за трупом Муссолини охотятся американцы?
Какие-то чиновники из американской Службы регистрации могил, узнав, что тело дуче висит на площади Лорето, решили выкрасть его и привезти в Америку. Ведь в американских могилах похоронено так мало знаменитых людей! Чиновники из Службы регистрации могил не заботились о доставке в Штаты убитых американцев: это было слишком дорого. Но они сразу смекнули, что на трупе Муссолини можно здорово подработать, ибо таких знаменитых покойников в американских могилах почти не встречается. Америка существует всего-навсего каких-нибудь пять поколений, в то время как Европа — триста. Европа обладает избытком знаменитых покойников — в Америке их не хватает. Чиновники из Службы регистрации могил уже давно точили зубы на труп Гитлера, когда же им попался повешенный Муссолини, соблазн был слишком велик, и они решили покамест удовольствоваться телом дуче.
Возможно, история эта принадлежит к самым мрачным анекдотам тех времен, но Пиппо Бенедетти пришлось играть роль именно в этом анекдоте.
Он не мог понять, что кричал ему невидимый во тьме человек в ту ночь, а если бы понял, то расхохотался б ему прямо в нос, как любил говорить пан Дулькевич, и единственное, что сделал бы тогда,— более точно прицелился бы из своего автомата.
Чиновники Службы регистрации могил вынуждены были ретироваться, посылая проклятья по адресу Пиппо Бенедетти, в то же время искренне удивляясь, что нашелся дурень, который отказался от столь легкого заработка.
День спустя Пиппо разыскал римский журналист из коммунистической газеты «Унита».
— Меня зовут Флавио,— отрекомендовался он довольно мрачным голосом, словно был в претензии на эту извечную процедуру — представления друг другу, носившую обязательный характер.— Меня зовут Флавио, а тебя, я уже знаю,— Пиппо. Ты партизан. Я тоже немного партизан, но больше газетчик, и ты должен рассказать мне, что произошло с тобой позапрошлой ночью на площади Лорето.
— Ехала какая-то машина, и я стрелял,— сказал Пиппо.
— Вот это здорово!—засмеялся Флавио.— Так мы с тобой заедем не дальше, чем та машина, и наша газета, если ее корреспонденты станут посылать такие материалы, как ты мне здесь излагаешь, вынуждена будет прекратить свое существование ровно через два дня. Рассказывай все с самого начала.
Пиппо смотрел на сидящего напротив Флавио. Это был не человек, а гора... Огромный, весь заросший черными вьющимися волосами. Волосы наползали на него отовсюду: из-под манжет рубашки, из расстегнутого воротничка, вылезали даже из ушей. Волосатый, черный и сердитый, он подавлял Пиппо своим видом. Кончилось тем, что Пиппо совсем смутился и не мог извлечь из себя ни единого слова.
— Я просто ничего не знаю,— сказал он наконец.— Разве это такая уж важная штука ваша газета, чтобы я непременно рассказывал?
— Послушай! —прикрикнул на него Флавио.— Чтобы человек существовал, ему необходима пища, одежда, жилище и газета. Каждый гражданин нашего государства должен получать свой ежедневный рацион для души, свою порцию новостей и иллюзий...
— По-моему, я никогда не читал газет...— робко признался Пиппо.
— Это меня совершенно не удивляет. Солдаты и студенты большей частью газет не читают. Они заботятся прежде всего о собственной молодости, а не о мире, в котором живут, поэтому газеты их не интересуют. Но ведь ты своей жизнью утверждал то, о чем мы пишем в своей газете. Мне сказали, что ты прошел всю Европу. Это правда?
— Да.
— Что видел все ужасы Европы?
— О, если б знала моя мама, она б умерла!
— Угу,— согласился Флавио.— Ты не с юга? Не из Неаполя?