Европа и душа Востока. Взгляд немца на русскую цивилизацию

«Безбожник», наряду с «Антирелигиозником» главный орган безбожников, иногда вынужден был приостанавливать свое издание, – так сильно упал интерес людей к его содержанию. Атеистические музеи вынуждены закрываться из-за недостатка посетителей, атеистические клубы – из-за недостатка членов. А иногда случалось, как, например, в Крыму – партийные клубы превращали в культовые здания. Безбожники надеялись, что духовные лица воспользуются своим правом на посильный труд, которое предоставляет им статья 118 Конституции от 5.12.1936, и что они толпами начнут слагать с себя сан. Но и эта надежда не сбылась. Безбожники постоянно утешали себя тем, что время работает на них, что молодежь бурным потоком вольется в пролетарский материализм. Но и этого не происходит. Молодежь как раз еще сильнее ощущает метафизическую потребность в окончательном уяснении смысла всего существующего. Неправда, что в России подрастает неверующее поколение, гарантирующее победу безбожия. Одна русская газета в 1936 году поместила следующий диалог, передающий настроение тамошней молодежи. Работница спрашивает своего комсорга: «Для чего мы, собственно, работаем?» – «Для построения социализма!». – «А для чего нам построение социализма?» – «Чтобы было бесклассовое общество!». – «А для чего бесклассовое общество?» На этот вопрос комсорг затруднился с ответом. Ярославский тоже признает «неблагонадежность» молодежи: «Мы попытались отделить детей от родителей. Конечно, всех мы не могли охватить. Поэтому мы изолировали в основном пионеров. И что происходит? Пионеры толпами повалили в церковь!» – Из разных городов поступают сообщения, что пионеры не только посещают церковную службу, но и участвуют в ней, поют в церковных хорах. В 1932 году лица, одобрительно относящиеся к коммунистическому эксперименту, как американец Шервуд Эдди, оценивали в два миллиона число молодых людей, принадлежащих только к евангелическим сектам. (А в комсомоле состоит всего около трех миллионов молодых русских!)

Так безбожники, сами того не сознавая, как раз своей обреченной на поражение борьбой, дают кровавое доказательство существования Бога, вот уж поистине – probatio diabolica[278]. Но, может быть, это – единственно возможное доказательство, к которому еще может прислушаться глубоко погрязший в безверии род человеческий.

Большевизм – это борьба против религии и, следовательно, борьба за религию. Он не опровергает, а как раз подтверждает то, что Россия призвана к всемирной христианской миссии. Православная Церковь в ее дореволюционном виде была для этого уже непригодна. Она подчинилась насилию государства и утратила свободу решений[279]. Ей не хватало и действенной заботы о спасении душ – в этом недостатке ее часто упрекал более деловой Запад. Эта Церковь должна была измениться, если она хотела стать действенной, и она сейчас находится в процессе коренных изменений. Для религиозного обновления неважно, сколько безбожников в стране; важно, сколько в ней истинных христиан. И дело не в количестве верующих, а в силе и глубине их веры. Главный вопрос в том, сколь многие готовы отдать жизнь за Христа. И на этот вопрос в империи Советов люди достаточно часто отвечают тем мученическим «да», к которому до сих пор не чувствовал себя принужденным ни один народ новой Европы – кроме Испании; да и, вероятно, ни один другой народ в мире не был бы способен на столь длительную и упорную борьбу. Те немногие, которые свидетельствуют о Христе ценою своей жизни, более важны для дела веры, чем тысячи честных прихожан, которые в минуту опасности покинут Христа. Великая, страдальческая жизнь одного такого представителя народа служит для всех оправданием смысла самых кровавых событий. Если с этой точки зрения посмотреть на современную историю, то мы должны признать: именно в России сегодня существует то истинное и последнее христианство, которое именно в зверствах преследований проявило свою неземную красоту. На стене карцера ленинградской Чека один финн разобрал такую надпись: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа! Архимандрит Александро-Невской Лавры, Антоний, должен быть расстрелян сегодня ночью, так как отказался принять на душу тяжкий грех. Прости им, Господи, ибо не ведают, что творят. Добрые люди, известите об этом монастырскую братию: я покидаю земную юдоль с миром в душе». Может ли новая Европа дать подобные примеры смиренного, христианского величия? Быть замученным и простить мучителям – не в духе западного человека.