Европа нового времени (XVII—ХVIII века)

Значительное влияние на облик французского Просвещения оказал и его конфликт с католической церковью, которая была не только одной из опор, но и частью системы абсолютизма. Особое недовольство просветителей вызывала церковная цензура, открыто преследовавшая свободомыслие и причинившая им немало страданий. Возможность компромисса, наподобие того, который сложился между англиканской церковью и Просвещением в Англии, исключала идеологическая жесткость галликанской церкви, не допускавшая отступления от догм католического вероучения. В этих условиях отношения просветителей с церковью неизбежно политизировались. Свойственный большинству из них философский деизм приобрел воинственно антиклерикальный оттенок, а критику религиозных догм, даже самую умеренную, окружил ореол отчаянной смелости и радикализма. Без учета этого обстоятельства нельзя понять противоречий, например, в воззрениях Вольтера. Известно, что свои письма к единомышленникам этот философ часто заканчивал призывом: «Раздавите гадину!» — вроде того, как Катон в свое время призывал к разрушению Карфагена. Подчеркнуто антиклерикальный характер носили и многие его сочинения начиная с философских повестей и кончая многотомным «Опытом о нравах и духе народов». Но этот мотив творчества Вольтера отнюдь не свидетельствовал о его полном отходе от церкви и религии. Он утверждал, что религия необходима как опора морали. «Вера в бога, — писал Вольтер, — вознаграждающего за добрые поступки и наказывающего за дурные, а также прощающего небольшие проступки, является для человеческого рода самой полезной верой.» Антиклерикализм Вольтера скорее выражал его гневный протест против преследований за инакомыслие.

Начиная с середины XVIII в. антицерковную тональность французского Просвещения еще больше усилила деятельность философов-материалистов — Дидро, Гольбаха, Гельвеция и др. Их критика религии и церкви, не всегда отличавшаяся большой последовательностью, была несравненно глубже, а порой и резче, чем у деистов. Так, многие из них, стремясь освободить народы от пут традиционных религий, прежде всего христианства, выражали мнение о необходимости некоей «естественной» религии для народа. Лишь Гольбах выступал за освобождение’ человечества от гнета всякой религии, утверждая: «Нет никакой реальной разницы между религией и самым рабским и невежественным предрассудком».

В последние десятилетия перед революцией конца XVIII в. один за другим ушли из жизни мыслители, с именами которых были связаны возникновение и расцвет французского Просвещения. Его основополагающие ценности и в то время остались неизменными. Однако внутри движения произошла дифференциация. Часть просветителей нового поколения, разочаровавшись в спекулятивной философии, повернулась лицом к животрепещущим проблемам социального и экономического развития. Это были физиократы и последователи их учения — Тюрго, Неккер, а также ученые-естествоиспытатели, такие, как Лавуазье, или мыслители с ярко выраженными естественнонаучными интересами вроде Кондорсе. Им отчасти удалось преодолеть то состояние отчужденности, в котором пребывали просветители старшего поколения, хотя о полной интеграции с государственной и общественной системой нельзя говорить. В правительственных «верхах» к их мнению иногда уже прислушивались, однако из этого практически мало что следовало.

Другая часть просветителей еще дальше ушла по пути неприятия действительности. Они окончательно разочаровались в рационалистическом методе познания человека и общества, целиком обратились к чувству. Это настроение ярко отразил в своем творчестве Ж.-Ж. Руссо, которого небезосновательно считают идеологом предромантизма. «Нет ничего в интеллекте, чего бы не было в чувствах», — заявлял он. Свой протест против действительности сторонники такого взгляда обосновывали высшими моральными ценностями.

Учение Руссо сводилось к требованию вывести общество из состояния всеобщей испорченности нравов. Выход виделся ему не только в правильном воспитании князей или материальном и политическом равенстве граждан. Радикализм позиции Руссо коренился в его моральном мышлении: «…Всякий человек добродетелен, когда его частная воля во всем соответствует общей воле». Он прямо связывал мораль с политикой, общественным строем. Главный вопрос, который он ставил перед социальной философией, гласил: «…Какова природа государственного устройства, способного создать народ самый добродетельный, самый просвещенный, самый мудрый?..» Этика Руссо во многом противостояла сенсуализму Локка, Гельвеция и других философов, исходивших из понятия себялюбия, разумного эгоизма, правильно понятого интереса и т. д. В отличие от них Руссо стремился осуществить непосредственно соответствие между внутренним миром человека и общественным интересом, общим благом. Требование экономического равенства собственников и равноправия граждан он дополнял идеей полного братства людей.