Читаем Европа в эпоху Средневековья. Десять столетий от падения Рима до религиозных войн. 500—1500 гг. полностью

Другой подход был принят для тех случаев, которые касались свободных граждан, не владеющих землей, и он породил институт, напоминающий и, возможно, происходящий из клиентелы, который, по описанию Цезаря, преобладал в Галлии во времена ее завоевания и мало чем отличался от более раннего римского института патрона и клиента. Зависимое лицо на языке того времени часто называют клиентом, а сам институт — патронатом. В подобных случаях бедный свободный гражданин обращается к богатому и сильному человеку, который может предоставить ему защиту, и, объяснив, что он больше не в состоянии заботиться о себе или прокормить себя, просит взять его под опеку и снабдить убежищем и пропитанием. Богатый человек удовлетворяет его просьбу, принимает клиента в число своих домочадцев и взамен ожидает от него услуг, которые тот может ему оказать как свободный гражданин. Видимо, в этой схеме не определялись конкретные услуги или особый долг верности, но ее обязательства, по всей вероятности, были достаточно четко определены в обычном праве, которое было общеизвестным. Таким образом, многие местные магнаты эпохи вторжений собрали вокруг себя значительные силы, которые также частично состояли из вооруженных рабов и крепостных, этим значительно усилив свою власть и в какой-то степени обеспечив местную безопасность. Как мы знаем, в некоторых случаях, как на Востоке, так и на Западе, такие частные силы составляли солидные армии и служили для защиты обширных территорий или даже оказывались в состоянии повернуть вспять полчища вторгшихся племен.

Важно отметить, что в случае, когда свободный гражданин входил в любые из этих отношений, личные или связанные с землей, не было ни утраты политического статуса, ни личной свободы. Зависимое лицо в соответствии с новой договоренностью оставалось в том и в другом отношении точно таким же, каким было прежде, применительно как к своим обязанностям перед правительством, так и к личным правам.

Конечно, как это ясно следует из истории римской налоговой системы, богатый человек порой приобретал такое могущество в своей местности, что мог отказаться выполнять свои обязательства перед правительством, не считаться с местными чиновниками и таким образом быть в состоянии защитить от бремени государства бедняков, которые стали его клиентами и зависимыми лицами. Он мог бы даже защитить их и от нередкого злоупотребления властью со стороны чиновников. В этом, несомненно, и лежат причины быстрого распространения этой практики. Но если он вмешивался в реальные права правительства, это была незаконная узурпация, а не признанное изменение статуса или обязанностей его клиентов. То, что такие следствия бывали, достаточно ясно следует из отношения государства к этой практике, которую оно объявило незаконной и запретило под страхом самого тяжкого наказания. Но оно было не в силах что-либо сделать, и даже смертная казнь не смогла ни на что повлиять. Более того, если бы государство имело достаточно сил, чтобы положить конец этой практике, у него хватило бы сил и для поддержания такой общей безопасности, чтобы в подобной практике не возникало необходимости.

Как видно по эпохе вторжений, последствия во многом сходны с более поздней феодальной системой, и в том смысле, о котором мы упомянули в начале главы, правильно говорить о них как о феодальных, хотя они все же отнюдь не относятся к исторической феодальной системе.

Во-первых, в них отсутствовала характерная черта последующего феодализма. Эти две практики оставались совершенно отличными друг от друга. Они еще не объединились в едином институте. Личные отношения или отношения патрона и клиента отнюдь не означали перехода земли, а владение земли по условиям прекария не подразумевало ни обязательств, ни службы.

Во-вторых, не было общей организации, выраженной или подразумеваемой, как это было в сложившейся феодальной системе, между различными местными силами, которые сформировались к тому моменту. Это были приватные, совершенно отдельные части, на которые распалось государство. Иными словами, между ними, взятыми в одиночку, не существовало достаточной связи, чтобы сохранить государство как государство в период политического хаоса, и они произвели тысячу мелких местных государств, полностью независимых и суверенных.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история (Центрполиграф)

История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике
История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике

Джордж Фрэнсис Доу, историк и собиратель древностей, автор многих книг о прошлом Америки, уверен, что в морской летописи не было более черных страниц, чем те, которые рассказывают о странствиях невольничьих кораблей. Все морские суда с трюмами, набитыми чернокожими рабами, захваченными во время племенных войн или похищенными в мирное время, направлялись от побережья Гвинейского залива в Вест-Индию, в американские колонии, ставшие Соединенными Штатами, где несчастных продавали или обменивали на самые разные товары. В книге собраны воспоминания судовых врачей, капитанов и пассажиров, а также письменные отчеты для парламентских комиссий по расследованию работорговли, дано описание ее коммерческой структуры.

Джордж Фрэнсис Доу

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
Мой дед Лев Троцкий и его семья
Мой дед Лев Троцкий и его семья

Юлия Сергеевна Аксельрод – внучка Л.Д. Троцкого. В четырнадцать лет за опасное родство Юля с бабушкой и дедушкой по материнской линии отправилась в Сибирь. С матерью, Генриеттой Рубинштейн, второй женой Сергея – младшего сына Троцких, девочка была знакома в основном по переписке.Сорок два года Юлия Сергеевна прожила в стране, которая называлась СССР, двадцать пять лет – в США. Сейчас она живет в Израиле, куда уехала вслед за единственным сыном.Имея в руках письма своего отца к своей матери и переписку семьи Троцких, она решила издать эти материалы как историю семьи. Получился не просто очередной труд троцкианы. Перед вами трагическая семейная сага, далекая от внутрипартийной борьбы и честолюбивых устремлений сначала руководителя государства, потом жертвы созданного им режима.

Юлия Сергеевна Аксельрод

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.
Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.

Настоящая книга — монографическое исследование, посвященное подробному описанию и разбору традиционных народных обрядов — праздников, которые проводятся в странах зарубежной Европы. Авторами показывается история возникновения обрядности и ее классовая сущность, прослеживается формирование обрядов с древнейших времен до первых десятилетий XX в., выявляются конкретные черты для каждого народа и общие для всего населения Европейского материка или региональных групп. В монографии дается научное обоснование возникновения и распространения обрядности среди народов зарубежной Европы.

Людмила Васильевна Покровская , Маргарита Николаевна Морозова , Мира Яковлевна Салманович , Татьяна Давыдовна Златковская , Юлия Владимировна Иванова

Культурология