Европейская герилья. Партизанская война против НАТО в Европе

По окончании школы я обучался на печатника на ротапринте и закончил обучение. Закончить это обучение было моей первой мечтой в жизни (смеется). В то время в Берлине началось движение гаммлеров (немецкий вариант движения хиппи – прим. ред.). Люди прекращали работу. Это тоже была проблема: когда я выпустился из школы, то не знал, начинать мне обучение или нет. Мои друзья бросали работу, сидели с гитарой у церкви и имели неприятности с буйволами. Парни отращивали длинные волосы. Для меня это было довольно трудно: вечером ты ходишь длинноволосым, а на работе с помощью жира зачесываешь волосы назад в коврижку.

Сегодня это уже забывается: многие тогда потеряли работу, потому что носили длинные волосы.

Херманн: Из пивнушки ты тоже вылетал и не получал пиво…

Райндерс: Ты не получал пиво, и тебя били. Иногда на улице тебя поджидали какие-нибудь придурки с намерением обрезать тебе волосы. Такие проблемы были какой-то период. Потом все мои друзья поголовно запали на музыку, которая пришла из Англии. Было даже небольшое соперничество между поклонниками «битлов» и теми, кто причислял себя к фанатам «Роллинг стоунз».

В 1965 году «Стоунз» первый раз приехали в Берлин на лесную сцену. Для многих из нас это был маленький прорыв. Мы тогда, собственно, хотели только послушать музыку. Посмотрели прайслист – вход двадцать марок. Тогда это было по-свински дорого. У нас бабок не было, и мы решили пройти на халяву. Собрались в Тегеле: поклонники «битлов», «стоунзов», «Кинка». Было где-то человек 200–250. И мы ломанулись; среди нас были будущие активисты «2 июня».

Когда мы с электрички подошли к лесной сцене, то наткнулись на первый полицейский кордон. Он был довольно жидкий – мы его отодвинули в сторону. Недалеко от лесной сцены был второй кордон – из полицейских всадников. Это было немного сложнее, но мы прорвались. И уже непосредственно перед сценой был совсем маленький заслон. Но нас, в конце концов, было больше двухсот человек – протиснулись и стояли впереди всех. А некоторые люди, кто заплатил, пришли после нас и вообще не смогли войти.

В тот вечер там было такое настроение. Тогда я увидел людей, совершенно далеких от политики, от которых исходила дикая ненависть к буйволам. Когда концерт закончился, люди вставали и просили исполнения на бис. Я подумал: если бы я заплатил, то был бы измочален, а тут такое свинство! И тут организаторы концерта взяли и выключили свет. В одно мгновение на сцене начался хаос. Что-то начало ужасно трещать, и этот треск был настолько возбуждающим, что все начали разбирать скамейки. Вдруг свет включился и на сцену выбежали буйволы. Они поливали нас из водометов – началась первая потасовка, главным образом с нами. Все мы знали друг друга, и это был момент общности, общего чувства.

После этого нам надо было убираться. Пока всё протекало сравнительно мирно и ущерб был скорее незначительным. Но затем буйволы стали нападать на группу девушек, человек 40–50, которые спрятались на сцене. Для всех это был сигнал: снова назад! И вот тут вся сцена пошла вразнос.

Четыре-пять часов бушевала битва, которая затем перешла на улицу. Тут я впервые увидел, как у людей срывало тормоза и как они били буйволов. Этого я еще не знал! Мы убежали со сцены и запрыгнули в электрички, а потасовка всё продолжалась. Там были ребята из Восточной Германии, и их было даже официально разрешено ломать.

На следующий день мы снова встретились в Тегеле. Не все двести человек, но многие. И ты сразу узнал всех. Среди них были и те, кто позднее примкнул к «Движению 2 июня».

Параллельно с этим происходят студенческие волнения – например, демонстрации против войны во Вьетнаме, к которым я впоследствии примкнул. Кстати, одна из первых демонстраций была проведена в Нойекёльне. Там нас прохожие сильно прижали к стене; зонтов было больше, чем демонстрантов. Ты слышал об этой берлинской сволочи, которая была возмущена красными знаменами и коммунистами?

Тогда было еще СОЗБ (Социалистическое объединение Западного Берлина).

Фрич: В Ганновере тогда этого вообще не было. Большая демонстрация была только во время похорон Бенно Онезорга, который происходил из Ганновера и был там похоронен. Первые красные знамена появились по случаю акций красных пунктов в 1968–1969 годах. Я знаю о возмущении людей и полиции, когда эти флаги неожиданно появились. Это, кажется, произошло в ходе роспуска ХДС, когда образовались Красная гвардия и эти марксистско-ленинские группы.

Я был тогда в одной из групп SDS3, из которой меня быстро выгнали из-за обструкции. Дело в том, что, когда я присутствовал на занятиях, то при каждом незнакомом слове – а это практически было каждое второе слово – спрашивал, что оно означает. Мне объясняли. Но через несколько занятий меня и моего друга выставили за дверь.