Европейская интеграция: федералистский проект (историко-правовой очерк)

Несколько десятилетий спустя идеи Сен-Симона были вновь озвучены, на сей раз Виктором Гюго, который 17 июля 1851 г. с трибуны Законодательного собрания в ходе дискуссии о пересмотре Конституции заявил: «Французский народ высек в несокрушимом граните и поставил посреди старого континента первую опору этого огромного здания будущего, которое будет названо в один прекрасный день Соединенными Штатами Европы»72. Интуиция великого писателя подсказала В. Гюго идею европейской конфедерации как единственного пути покончить с европейской реакцией и утвердить в Европе мир. Франция была призвана, по его убеждению, сыграть в этом процессе решающую роль, поскольку первой провозгласила идеалы свободы, равенства, братства. Мало кто знает, что именно по инициативе В. Гюго и Д. Гарибальди до 1888 г. выходил журнал «Соединенные Штаты Европы». Отметим, не углубляясь в исследование этого явления, что европейская федералистская мысль испытала сильное влияние идей и практики американского федерализма вследствие традиции, идущей от А. де Токвиля, отсюда и лозунг Соединенных Штатов Европы.

Вообще идея Соединенных Штатов Европы красной нитью проходит через весь XIX в., соприкасаясь с другой идеей, пробивающей себе путь, – идеей федерализма73. Крупнейшим теоретиком федерализма следует признать П.-Ж. Прудона, к сожалению, известного в России в основном лишь в связи с полемикой с ним К. Маркса. Между тем в «Истории идей федерализма» Б. Вуайена ему отводится отдельный том74. Все усилия прудоновской мысли были направлены на разрешение противоречий индивида и группы, труда и собственности, власти и властей, множественности и единства. Именно в контексте разрешения диалектического противоречия единого и его частей Прудон приходит к теории федерализма как универсального принципа организации общественной, политической, экономической жизни («глобальный федерализм»), применимого и к организации единой Европы.

В своем программном труде «О федеративном принципе» Прудон писал: «Европа слишком велика для единой конфедерации; она сможет создать лишь конфедерацию конфедераций»75. Ему же принадлежит высказывание, наиболее часто цитирующееся современными федералистами: «Двадцатый век откроет эру федераций или человечество вынуждено будет опять пройти через тысячелетнее чистилище»76. Для Прудона единственный способ сохранить целостность Европы – это обеспечить «единство многообразия», т.е. выстроить «Европу автономий». Парадоксально, но факт: Прудон выступал защитником системы Венских договоров 1815 г. Но для него сохранение системы 1815 г. было гарантией автономности государств-наций как единственный путь дать возможность вызреть условиям добровольного объединения европейских народов: «Дайте народам те свободы, которых они требуют; о, князья сего мира, выполняйте договоры 1815 года; более того, облекайте их в категории экономического права – и бьюсь об заклад, вы больше не услышите ни о национальностях, ни о границах»77. Европейский союз может быть построен только на федеративных началах как «Европа автономий». Европейская федерация будет состоять из федералистских образований – ассоциаций автономных единиц. Будущий Европейский конгресс не будет создавать сверху европейскую федерацию: он скорее всего констатирует существование множественных федеративных связей на различных уровнях и подведет под законодательную базу. Вот почему Прудон выступал против форсирования Соединенных Штатов Европы как нового Священного союза, несущего в себе опасность установления панъевропейской монархии вопреки воле народов.

Прудоновский федерализм не был европоцентристским. Его проект был нацелен на создание всемирной федерации как «политической формы человечества». Но историческая миссия Европы заключалась, по его убеждению, в том, чтобы в силу своей истории и опасностей, подстерегающих Старый Свет, дать миру модель новой организации, более совершенную, чем та, которую создали Соединенные Штаты Америки. В противном случае Европу ожидают многие беды. «Старая Европа катится к своей погибели. Мы движемся к образованию пяти или шести крупных империй, каждая из которых имеет целью восстановить свое божественное право и эксплуатировать покоренный плебс. Малые государства заранее обречены, как это случилось с Польшей. Тогда в Европе больше не останется ни прав, ни свобод, ни принципов, ни нравов, и тогда начнется Великая война шести империй, одних против других… Повсюду я вижу национальные, а не политические в своей основе войны»78. Этим мрачным пророчествам суждено было сбыться.