Европейская мечта. Переизобретение нации

Если в американских школах и общественных зданиях флаги обычный атрибут, то в Германии их увидишь редко. Поэтому здесь дискуссии ведутся о присутствии не столько национальных символов, сколько символов религиозных вроде креста, платка или кипы. В Германии национальный флаг встретишь гораздо реже, чем флаги, цвета и аксессуары футбольных клубов. Но с точки зрения еврейского меньшинства, считает поэт Макс Чоллек, все выглядит иначе. Он описывает 2006-й – год чемпионата мира по футболу в Германии с его «черно-красно-золотым угаром» как «травматическую дату в немецкой истории», прямо связывая ее с 2017 годом и появлением в бундестаге АдГ. Он с ностальгией вспоминает: «В девяностые я чувствовал себя прекрасно, никаких болей по поводу угнетенного национализма, никакой ломки из-за изъятых национальных флагов»[430]. Вполне понятно, что в еврейских семьях из поколения в поколение все немецкие знаки и символы национального передавались как травматический опыт. Размахивание немецкими флагами на чемпионате мира по футболу Чоллек воспринимал как травму разделения и дискриминации. «Я и мои друзья не тосковали по флагам. Вы по ним истосковались. Вы раскрасили ими свои щеки. Вы вскакивали в пивных на скамейки и распевали национальный гимн. В торжествующей толпе и в бойких газетных отчетах вы радовались тому, что Германия, наконец, вновь стала страной, которой можно гордиться»[431]. Глубоко спрятанный в памяти кошмар прошлого с национальным флагом неожиданно вторгся в реальность, подтверждая подозрение в том, что в этой стране ничего не изменилось: новые немцы – это старые немцы. Несколько иначе видел ту же картину Джеки Дрекслер, музыкант и сын еврея, пережившего Холокост, который рассказал о своем представлении Германии в радиоцикле Denk ich an Deutschland («Когда я думаю о Германии») на «Дойчландфунк». Он тоже упомянул флаг, но явно без тени травмы. «Это страна, где реют флаги, но только в автокортежах после футбольных матчей»[432].

Еще один национальный символ – «Песнь немцев». Гимном регулярно в полночь заканчивается радиовещание, правда, исполняется он без слов. Если иногда и доходит до совместного пения, то этот порыв довольно слабый, а знание текста сомнительно. В Германии не так много поводов петь хором; исключение – игры национальной сборной по футболу. По-другому дело обстоит в соседних странах, где гимн поют гораздо чаще и с большим задором. «Песнь немцев» – это важный исторический документ, но подходит ли он в качестве общего исповедания в настоящем и будущем? Гимн, написанный в 1841 году, оказался востребованным много лет спустя, лишь в 1922 году в годы Веймарской республики, впервые закрепившей основные демократические права в конституции. Тогда «Песнь» подошла. При нацистах гимн исполнялся до 1945 года. В это время гипербола первой строфы («Deutschland, Deutschland über alles, / Über alles in der Welt» – «Германия, Германия превыше всего, / Превыше всего в мире») была реализована с чудовищной буквальностью, а смысл третьей строфы («Einigkeit und Recht und Freiheit» – «Единство, закон и свобода») полностью выхолощен. Когда канцлер Конрад Аденауэр предложил в 1952 году возродить гимн, президент Теодор Хойс высказал серьезные сомнения, но потом уступил, ограничив гимн третьей строфой. В таком виде он снова исполняется и после 1991 года. С 1841 года политическая система Германии радикально изменялась пять раз, но гимн остается неизменным. Что это значит для немецкой идентичности? Затруднения очевидны. Каролин Эмке так описала свое отношение к гимну и флагу: «Я никогда не пела и не буду петь немецкий гимн; я никогда не размахивала и не буду размахивать немецким флагом. Я знаю, что строфа и ее смысл не отягчены виной, так же как флаг и его цвета – но все же мне от них не по себе. Как и все эти понятия „родина“, „отечество“, „патриотизм“, „гордость за Германию“, которые в последнее время мне все настойчивей напоминают, что я должна что-то чувствовать, что не чувствовать – это недуг, а чувствовать – норма»[433].

У меня не было возможности размахивать немецким флагом, но «Песнь немцев», хотя и очень редко, мне приходилось подпевать вместе с другими. Признаюсь, произносить слова национального гимна мне становится все труднее. Слово «Отечество» больше не входит в лексикон моего поколения, а «по-братски» я автоматически заменяю выражением «по-сестрински». Я даже написала об этом президенту ФРГ Франку-Вальтеру Штайнмайеру и предложила ему заказать новые слова для «Песни». Может быть, Бодо Вертке?

Коллективная самосакрализация и сакральность личности

Кто и что священно – коллектив, личность, текст, предмет, событие, идея? Как мы видели, священное играет важную роль в дискурсе националистов при формировании национального нарратива. Не дискредитируется ли этим священное в политике и обществе? Существуют ли еще формы, в которых священное может быть не только терпимо, но и действенно в секулярном обществе?