Европейская мечта. Переизобретение нации

Первоначально Шмитт поддерживал новую Веймарскую демократию, но в смутные времена проявил готовность перестроить ее основы в пользу национал-социализма: «Всякая подлинная демократия основана на том, что не только с равным обращаются равно, но и с неравными неравно. Демократия, таким образом, требует, во-первых, гомогенности, а во-вторых, в случае необходимости, исключения или уничтожения гетерогенного». Эти слова взяты из статьи «Духовно-историческое состояние современного парламентаризма», опубликованной в 1923 году, когда новые правые только формировались[483]. В то время как первая немецкая демократия, еще неопытная и неуверенная, пыталась утвердиться, Шмитт уже вел речь о «необходимости исключения или уничтожения гетерогенного». Вслед за риторикой войны концепция «друг/враг» переместилась в 1920-е и 1930-е годы с внешних врагов на внутренних, и все более явно на евреев, которые сражались в Первую мировую войну и заслужили награды как немецкие патриоты. После неудавшегося путча 1923 года Гитлер написал в тюрьме свой антисемитский манифест «Моя борьба», который был опубликован в 1925 году. В этой среде возникла формула Карла Шмитта «друг/враг», представленная им в книге «Понятие политического» (1927): «Специфически политическое различение, к которому можно свести политические действия и мотивы, – это различение друга и врага. ‹…› Политическое мышление и политический инстинкт теоретически и практически подтверждают себя в способности различать друга и врага. Высшие точки большой политики суть именно те мгновения, когда враг бывает конкретно и ясно увиден как враг»[484]. Эти фразы характеризуют уже не ситуацию Первой мировой войны, когда политическими врагами были воюющие нации и как таковые четко обозначались. После войны четкость фронтов исчезла, но враждебность и необходимость врага остались. Без врага нельзя вести войну. «Объявление войны всегда есть объявление врага», как написал позднее Шмитт[485]. По окончании Первой мировой войны, когда другие, например Стефан Цвейг, размышляли о новых мирных путях, Карла Шмитта занимала противоположная мысль: как еще больше обострить восприятие врага? Возможно, он уже думал о следующей войне, которой он способствовал, оказывая Гитлеру теоретико-правовую поддержку.

Новая задача состояла прежде всего в опознании врага, которого уже не было или который еще не проявился. «Политическое мышление и политический инстинкт» позволяли Шмитту на него если не указывать, то намекать, что видно по всему его творчеству. Знатокам Шмитта известна строфа из стихотворения Теодора Дойблера, в которой формула «друг/враг» переведена на поэтический язык. В 1947 году, через двадцать лет после выхода книги «Понятие политического», Шмитт вновь сослался на это стихотворение 1916 года в автобиографическом тексте: «„Враг – это наш собственный вопрос как гештальт. / Он нас, а мы его в конце концов затравим“ („Песня Палермо“)[486]. Что означают и откуда взялись эти стихи? Вопрос к интеллекту каждого читателя моего скромного сочинения „Понятие политического“. Тому, кто не сумеет ответить на него, полагаясь на собственный ум и познания, следует поостеречься высказывать свое мнение на трудную тему этого маленького текста»[487]. Сколько здесь высокомерия и желания нагнать страху. Образование для Шмитта – острое оружие и инструмент исключения. Свой запрет на высказывание он адресует, конечно, в первую очередь женщинам. И все же я осмелюсь высказаться, чтобы связать шмиттовскую формулу «друг/враг» (сегодня порядком затасканную) с историческими ассоциациями и контекстом происхождения.

Стихотворение Дойблера, отсылающее к военному противостоянию Первой мировой войны, подчеркивает жестокость и свирепость финальной схватки. «Наш собственный вопрос как гештальт» – эти слова глубоко экзистенциальны и указывают на предельно личную, даже интимную форму встречи, столкновения и опасности. Однако в обобщенном виде поиск врага становится причудливой формулой идентичности: не подразумевает ли он, что я не знаю, кто я на самом деле, пока не найду своего врага, то есть абсолютно другого, абсолютно чужого, который мне это втолкует. И как знать, возможно, чужой уже в пути к финальной схватке?