Европейская мечта. Переизобретение нации

Этими словами Шмитт указывал на новый тип врага, а именно на партизан или герильерос, которые ведут нерегулярную террористическую войну; этот тип врага маячил на горизонте истории, угрожая миропорядку, хранителем которого мнил себя Шмитт.

Армянский журналист, издатель газеты и борец за мир Грант Динк был убит турецким националистом в 2009 году[502]. Динку принадлежит фраза: «Если твоя идентичность держится только на образе врага, то твоя идентичность – это болезнь»[503]. Шмиттовская формула «друг/враг», которая сегодня затерта и переживает инфляцию», питала болезнь беспрецедентного идеологического безумия в немецкой истории ХХ века. Всякое мышление в категориях «друг/враг» разжигает обиды, недоверие, ощущение угрозы. В нацистском государстве это привело к уничтожению многих миллионов людей и в конце концов к тому, что сама Германия стала врагом всего мира.

Об этом вновь напомнил Франк-Вальтер Штайнмайер в своем выступлении 8 мая 2020 года: «Германия потерпела военное поражение, была разрушена политически и экономически, сокрушена морально. Мы приобрели врагов в лице всего мира». Однако он также подчеркнул, что немецкая нация за три последних поколения превратилась из потенциальной угрозы миру в защитника мира и стала опорой ЕС. Это снова обретенное доверие основывается на самокритике. Нельзя забывать о том, что национал-социалистические доктрины спасения принесли тягчайшие бедствия и неизмеримые страдания евреям, другим меньшинствами и многим нациям мира. «Памяти нет конца. ‹…› Только благодаря тому, что мы, немцы, взглянули в лицо нашей истории, что мы принимаем нашу историческую ответственность, только поэтому народы мира даровали нашей стране новое доверие». Штайнмайер включил в свою речь слова хасидского раввина, ребе Нахмана из Брацлава, правнука Баал Шем Това, которого цитирует Вайцзеккер: «Нет ничего более цельного в мире, чем разбитое [еврейское] сердце». Штайнмайер относит эти слова к немецкой истории с ее ответственностью за миллионы убийств и миллионы страданий, поэтому «любить нашу страну можно только с разбитым сердцем». Готовность разделить горе тех, кому эта страна причинила страдания, составляет суть нашей демократии. Поэтому Штайнмайер признает лишь «просвещенный, демократический патриотизм» и предостерегает от «притягательной силы авторитаризма», от «ненависти и травли, от ксенофобии и неуважения демократии, потому что все это – старые злые духи в новом обличье»[504].

Пастырь бытия в мире без евреев (Мартин Хайдеггер, Алон Конфино)

Другим выдающимся интеллектуалом нацистского периода был философ Мартин Хайдеггер (1889–1976). Всего на год моложе Карла Шмитта, он тоже принадлежал к поколению Первой мировой войны. Как и Шмитт, он не попал в боевые части, а служил на почте[505], а также вел метеорологические наблюдения. Как и Шмитт, Хайдеггер лишь после Первой мировой войны оттачивал свое интеллектуальное оружие и поддержал своим авторитетом мобилизацию и подготовку Второй мировой войны. Как и Карл Шмитт, он не только мог представить себе «мир без евреев», но его оправдывал и обосновывал собственными философскими методами[506].

Хайдеггер тоже заключил союз с национал-социализмом и в 1933 году поступил на службу новому правительству в должности ректора Фрайбургского университета. Однако более глубокое духовное сродство с национал-социализмом обнаруживается в его мышлении лишь к концу 1930-х годов, когда он в качестве преемника Ницше выступил пророком революционного движения и новой эры. Цель нового учения состояла в радикальной перестройке европейской христианской культуры и в создании нового европейского человека. Подобно другим представителям своего поколения, Хайдеггер видел себя в конце долгой истории, в которой взошла заря нового человечества. Он трактовал подъем национал-социализма и его вступление во Вторую мировую войну как «революцию» или восстание молодых, взыскующих нового времени, мира и будущего. Этот эпохальный исторический момент и его характеризовавшую борьбу за новое будущее Хайдеггер описывал не в категориях расовой теории, он говорил о национальных «человечествах» (Menschentümer), таких как русское или немецкое человечество. В этих национальных коллективах он видел потенциал для мощного обновления истории в финальной схватке, которая здесь и сейчас определит будущее мира.