Европейская мечта. Переизобретение нации

Но все не так просто, ибо всюду были выдающиеся личности (Akteure), которые годами готовили исторический поворот. Европейский нарратив мирной революции должен бы включить эту предысторию и рассказывать ее как общую историю. Отправной точкой мог бы послужить Хельсинкский Заключительный акт 1975 года. Вслед за ним в странах Восточного блока возникли так называемые Хельсинкские группы, которые выступали за права человека, организовывали движения за мир и инициировали проекты по демократизации общества. Примеры тому – польский профсоюз «Солидарность» и «Хартия-77», чешское правозащитное объединение Вацлава Гавела. В тот же контекст вписывается и биография Маркуса Меккеля, который на исходе ГДР основал Социал-демократическую партию, сыгравшую важную роль в организации мирной революции, участвуя в деятельности Круглого стола. Это лишь несколько примеров среди многочисленных миротворческих действий и демократических объединений, которые активно подготавливали процесс перемен в странах Центральной и Восточной Европы, а вместе с этим и обновление Европы.

Но пока эта история не рассказана, доминируют другие нарративы. Например, тот, который создали и обнародовали в 2018 году Иван Крастев и Стивен Холмс. Их книга «Свет обманувшей надежды» не только показывает настроения, но и сама задает определенный настрой. Книга сосредоточена на горечи и обидах восточноевропейских наций, полностью похоронивших и забывших свое стремление к свободе в 1989 году. Вместо того чтобы помнить о собственном вкладе в демократическое расширение Европы, они видят ныне в ЕС только своего противника и ненавистного опекуна. Вот почему они ищут конфронтации, сопротивляются «западному имитационному императиву» и видят спасение в свертывании демократии и новой национализации. Этот нарратив поддерживает в восточно-европейских государствах националистические партии, а отнюдь не открытые миру и демократически настроенные группы гражданского общества, которые также существуют в этих странах, но подвергаются серьезным репрессиям.

Нарративы мирной революции и взаимообмен историями

9 ноября 1989 года, ознаменовавшее конец ГДР, стало великим историческим моментом. Случай, чудо – во всяком случае событие, которого никто не предвидел. После десятилетий изолированности, закрытости и несвободы внезапно наступила открытость. Не только граждане, но и политики ГДР разыграли на мировой сцене пьесу, для которой не было сценария. То, что было в высшей степени опасно и в любой миг могло обернуться ужасом и террором, прозвучи приказ стрелять, задним числом кажется едва ли не импровизированной комедией. Дурс Грюнбайн выразил это так: «Героев не было, только клоуны». Однако, оглядываясь на те события, мы должны говорить о героях, хотя и выглядели они иначе. Это были обычные люди, они ободряли друг друга, сливались с толпой, которая росла и одновременно появлялась во многих местах, пока не достигла критической массы и не переломила ситуацию. «Мы не были героями, – подчеркивает Дурс Грюнбайн, – но у нас уже не было и ничего общего с домоседами, пассивными сочувствующими на балконах или наблюдателями из-за штор; мы кричали им с улицы: „Ребята, хватит глазеть, спускайтесь, пристраивайтесь к нам!“ – вечная песня демонстраций протеста»[549].

Нет, продолжает Дурс Грюнбайн, «мы не были воинами демократии, мы были клоунами, которые отчаянно хотели глотнуть свежего воздуха, потому что задыхались». Грюнбайн использует образ удушья, который из-за убийства Джорджа Флойда[550] стал в наше время глобальной метафорой расизма, буквально – «гнета» (Unter-Drückung). «Опасность удушья была не просто эмоцией, я физически ее испытывал во многих безвыходных ситуациях в юности, в школе и в армии, и когда я был студентом, на перекличках и собраниях, в сотнях бесплодных споров и пустом времяпрепровождении, разваливавшим мою жизнь». Так бастовали против «застоя» молодые люди из Пренцлауэр-Берг. Их не лишали жизни, но им не хватало воздуха, потому что у страны с закрытым горизонтом не было будущего. А человеку необходимо будущее, как нужен воздух, чтобы дышать. Таким был итог сорокалетнего политического эксперимента в ГДР[551].

В эти дни коронавирусной пандемии Томас Оберендер, писатель и директор «Берлинских фестивалей», тоже вспоминает «глобальный опыт исключительной ситуации открытости, какую на короткое время продемонстрировала восточногерманская мирная революция. Эта общеполитическая дискуссия, охватившая все общество, была важным фактором мирной революции 1989 года. В 1989-м нажали на кнопку „пауза“. Еще до Договора об объединении Германии, до самого объединения была коллективная попытка и экспериментальная практика целой страны переосмыслить общество на всех возможных уровнях. Затем все пошло по-старому»[552].