Европейская мечта. Переизобретение нации

Все боровшиеся тогда за свободу хорошо знали, что такое несвобода, их объединял опыт несправедливости, угнетения, репрессий и страха. Но импульсы протеста 1989 года были, как подчеркнул Грюнбайн, очень разные. Они исходили от «правозащитников, диссидентов, свободолюбивых натур, художников, мечтателей всех мастей, тех, кто шел на демонстрации из-за хандры или политически сознательно, борцов за человеческое достоинство»[553]. Соответственно разными были и представления о том, что должно произойти после революции. Плюрализм этого гражданского движения был, несомненно, одной из причин, почему ситуация исключительной открытости так же непостижимо стремительно закрылась. Грюнбайн подытоживает: «А потом были „приветственные деньги“[554] и все дальнейшее – выборы, объединение, опека (Treuhandanstalt), дележ постов между „осси“ и „весси“ в соотношении 1:100 и другое в том же роде». Конец истории известен. Со стороны Запада капитализм колонизировал и принуждал к адаптации, на Востоке движение спало и полностью рассеялось. И снова Дурс Грюнбайн: «В итоге лишь малая часть восточных немцев получила то, что хотела. У разочарованных ликвидация ГДР до сих пор вызывает возмущение. Если вы спросите, о чем они мечтали (а ведь мечтали многие), то услышите тысячу историй».

Выслушаем некоторые из них. Маркус Меккель (род. в 1952 г.), восточногерманский пастор, активист гражданского движения и депутат Бундестага, опубликовал свои воспоминания в начале 2020 года. Оглядываясь спустя тридцать лет на минувшее, он считает, «что воспоминания о 1989–1990 годах стали живее и многообразней, чем были несколько лет назад». Однако его занимает не столько разнообразие личных воспоминаний о мирной революции, сколько вопрос, какими будут общие воспоминания об этом событии в будущем. Его обеспокоенность – нерв моей книги: «Наверное, мы, немцы – народ в Европе, меньше всего знающий самого себя. Вот почему нарративы, в которых мы рассказываем свою историю, так разнятся». После мирной революции уже выросло новое поколение, а единого понимания этой истории все еще не видно. Кому она принадлежит? Кто расскажет ее и истолкует? Ясно одно, подчеркивает Меккель, «никакое из двух немецких государств, на которые была расколота Германия во второй половине ХХ века, не может быть понято без соотнесения с другим». И добавляет: «Тот незабываемый год сформировал мое поколение. Но мы пока так и не сложили в Германии общего рассказа о нем». Меккель делится собственной историей, надеясь, «что она подтолкнет других рассказать свои истории, и об этом состоится разговор. Только так удастся создать дифференцированную коллективную память в объединенной Германии»[555].

Есть обнадеживающие признаки того, что спустя тридцать лет этот обмен воспоминаниями и осмыслением мирной революции набирает ход. Вся биография Маркуса Меккеля, в сущности, устремлена к мирной революции и достигает кульминации в этом ключевом событии, которое он протоколирует не просто как свидетель истории, а как политический участник (Akteur), видевший изнутри, в непосредственной близости, как создавалось гражданское движение с его сетевой структурой и двигалось к переговорам за Круглым столом. Другой взгляд на эти события дает Томас Оберендер (род. в 1966 г.) в книге «Уполномочить Восток». Он причисляет себя к последнему поколению, которое вступило в мирную революцию, одновременно вступив во взрослую жизнь. Хотя его юность и прошла в ГДР, там он жил лишь телом, но умом, всеми своими интересами, прочитанными книгами и помыслами он жил на воображаемом Западе. Потом все перевернулось. После воссоединения Германии он телом жил на капиталистическом Западе, однако все больше и больше чувствовал себя восточным немцем. Эта идентификация и тесная эмоциональная связь с исчезнувшим государством возникла через много лет после мирной революции, когда он болезненно пережил «вытеснение Востока с Запада»[556]. Лишь спустя тридцать лет он смог рассказать о пережитых травмах, научился их воспринимать и точно артикулировать, высвободив из-под наслоений чуждого языка, чуждых образов и смыслов. Его книга – это вызов и одновременно самоутверждение через обретение украденной и уничтоженной истории.

Воспоминания Оберендера о мирной революции можно изложить как драму в трех действиях. Первое действие – мирная революция восточногерманского гражданского движения. Оно возникает из разрозненных групп, бурлит, собирает толпы демонстрантов во многих немецких городах и достигает своего первого пика 9 октября 1989 года в Лейпциге, в крупнейшей демонстрации, когда все висит на волоске и… танки остаются в ангарах. Это усиливает дух и эйфорию движения и единым крещендо выливается в спонтанное и непредвиденное открытие Стены. Многие уезжают, другие собираются на круглых столах, на всеобщую дискуссию о будущем страны. Разговор идет о конституционной реформе, о ненасильственной и прямой демократии. В самоопределении «Народ – это мы!» восточные немцы переживают невиданный творческий подъем и пафос свободы.