Европейская мечта. Переизобретение нации

Если в какой-либо стране возникает асимметричная ситуация из-за того, что правительство, защищаясь законом об амнистии, отказывается взять на себя ответственность за преступления прежнего режима, то другая страна теперь может вмешаться в эту ситуацию и поддержать требование об ответственности правительства. Принцип «универсальной юрисдикции», известный также как «принцип мирового права», препятствует безнаказанности и позволяет практически «любому национальному суду возбуждать дело в случае тяжких нарушений международного права в области прав человека независимо от национальной принадлежности преступников и жертв»[136]. Тем самым в свете нового подхода к правам человека достигнуто соглашение о том, что «естественное и моральное обязательство государства – привлекать граждан к суду за преступления, которые представляют угрозу международному сообществу. Этим гарантировано, что ни одна страна не станет убежищем для тех, кто причастен к геноциду. Это понятие подразумевает преступления против человечности, казни без суда, военные преступления, пытки и насильственные исчезновения»[137].

Ответственность за ведение подобных дел взял на себя Международный уголовный суд (ICC) в Гааге, который был учрежден в 2003 году[138], однако его компетенция ограничена преступлениями, совершенными после 2002 года. В рамках этой новой глобальной системы контроля перед судом в Испании предстали высокопоставленные военные, начиная с Пиночета, за преступления, за которые они не понесли ответственности в своей стране. В результате международного давления Аргентина в 2003 году отменила закон об амнистии. Таким образом, на наших глазах в западном мире появляются новые транснациональные стандарты политики в области прав человека и универсальной юрисдикции.

Поразительный пример транснационального мемориального союза являют уже на протяжении ряда лет Аргентина и Испания. Когда Аргентина из-за своего закона об амнистии еще не желала заниматься преступным прошлым собственной диктатуры, вмешалась Испания, которая в промежутке с 1999 по 2007 год стала от имени жертв привлекать пособников диктатуры к юридической ответственности перед национальным испанским судом. Однако стоило известному судье Бальтасару Гарсону попытаться привлечь к суду испанских преступников, подготовив обвинения против изуверов-франкистов, как его в 2010 году немедленно уволили с занимаемого поста. И, наоборот, в тех случаях, когда испанские законы гарантировали преступникам безнаказанность и неприкосновенность, именно аргентинский суд рассматривал дела республиканцев, которые пропали без вести во время и после гражданской войны и до сих пор еще зарыты в массовых могилах.

Существует тесная взаимосвязь между мемориальной деятельностью правозащитников и изменениями в транснациональном праве. В своей работе о новом интернациональном сотрудничестве при проработке травматического прошлого в Аргентине и Испании Ульрике Капдепон указала на дальнейшую передачу аргентинского опыта памятования Испании[139]. Речь идет о понятии desaparecido, «пропавшие», которым активно пользовались в 1970-е годы, и особенно заметно – в гражданском движении «Матери площади Мая». Это понятие, закрепившееся в аргентинском правозащитном движении, привлекло к себе внимание всего мирового сообщества и обрело юридическую силу. Его можно считать «фигурой памяти», которая обращает на себя внимание, используется для наглядности, стимулирует дискуссии, усиливает требования. Попав в Испанию, это понятие заменило там эвфемизм, к которому прибегали франкистские преступники, называвшие пропавших paseados, «бродягами», и породило новую дискуссию о 150 тысячах республиканцев, исчезнувших во время и после гражданской войны. Перенос аргентинской терминологии и символики стал для испанцев внешним толчком, пробудившим их воспоминания, которые лежали под покровом молчания и теперь вновь вернулись в общественный дискурс и публичные дебаты.