Европейская мечта. Переизобретение нации

Примиряющее забвение, как его понимает Кристиан Майер, может состояться только при весьма определенных условиях: оно должно симметрично развести обе стороны и восприниматься обеими сторонами как взаимное освобождение от вины. В Испании из-за долговременности процесса это было невозможно. К тому же, как мы видим сегодня, требования, связанные с забвением, декретированным государством, вошли в долголетний конфликт с фундаментальными социальными и религиозными потребностями людей. Речь, в конце концов, идет об упокоении убитых, которые нуждаются в достойном погребении. Ядро каждой культуры составляют сложные формы регулирования взаимоотношений между живыми и мертвыми. Именно исполнение этой главной человеческой задачи, заключающейся в том, чтобы упокоить мертвых, история экстремального насилия чрезвычайно затруднила. У миллионов жертв Холокоста, которые были отравлены газом, испепелены и развеяны по ветру в буквальном смысле слова, могил не существует. Поэтому эту рану нельзя закрыть. В Испании, как и в латиноамериканских диктатурах, люди исчезали, их расстреливали и зарывали в безымянных массовых могилах. Такие братские могилы сегодня обнаружены во многих местах по всему миру. Прилагаются усилия для идентификации, реабилитации и достойного захоронения убитых, которые таким образом возвращаются в свои семьи. Долг общества и семей погибших – воздать мертвым эти последние почести. Но если члены семей остаются пропавшими без вести и об их судьбе ничего не известно, если причиненная им несправедливость не признана и им нет места в памяти потомков, тогда такое забвение оставляет болезненные, беспокоящие своим зиянием пустоты, которые населяются призраками. Готовность сообща открыться будущему может возникнуть лишь тогда, когда будут отданы эти неотложные долги перед памятью убитых.

Кристиан Майер собрал в своей книге примеры, предполагающие, что и ныне забвение после гражданских войн – «единственное оправдавшее себя средство». И далее он продолжает: «чтобы порвать с этой традицией, должны появиться новые сильные аргументы или мотивы и, возможно, также надежды на прогресс»[143]. Приведенные выше примеры позволяют усомниться в этом «оправдавшем себя средстве», появился и аргумент: оба понятия – «памятование» и «забвение» – должны быть изъяты из оппозиции, в которую поставил их Майер, ибо тяжелое прошлое в рамках такой принудительной альтернативы не поддается ни адекватному описанию, ни проработке.

Урок третий: мемориальная культура

Роль «Поколения 68» в проработке нацистского прошлого

2018 год дал нам немало поводов оглянуться на 1968 год. Если сорок лет спустя центральное место в ретроспективе занимали обвинения, споры и самокритика участников тогдашних событий (например, Гёц Али озаглавил свою, вышедшую в 2008 году, книгу Unser Kampf («Наша борьба») с явным намеком на Mein Kampf), то на повестке почтенного 50-летнего юбилея уже стояла канонизация «Поколения 68». Протест и бунт, которыми оно было движимо, теперь заметно сдвинулись вправо, отчего движение 68-го года предстало в 2018-м в гораздо более ностальгическом свете, чем десятилетием раньше. Герои, вновь взявшие слово в СМИ, казалось, олицетворяли и выражали все то, что нам дорого и чего ныне так явно не хватает: видение будущего, воодушевляющие порывы, пробуждение от апатии и застоя, возрождение критического духа. Но к символическому капиталу «Поколения 68» относится прежде всего проработка нацистского прошлого. «Не будь этого поколения, – говорил Бахман Нируманд[144], – прояснение (Aufklärung) прошлого Германии было бы невозможно».[145] Это утверждение не ошибочно, однако оно неточно. Стоит уточнить: хотя «Поколение 68» было самым решительным образом вовлечено в то, что сегодня называется «мемориальная культура», ее начало датируется отнюдь не концом 1960-х.

Несомненно, это поколение разрушило «коммуникативное умолчание», которое консолидировало западногерманское общество на протяжении двух послевоенных десятилетий. Оно разрушило его громогласно, эффективно использовав медиа, порывая со своими родителями, своими учителями, своим социумом и своим государством. «Поколение 68», с его яростью и публичным протестом, имело мужество требовать радикальных перемен, ставить назревшие вопросы и давать на них не менее назревшие ответы. Ярость и мужество – это гремучая смесь, которая, воспламеняясь, приводит если не к революции, то, по крайней мере, к бунту.

Нарушение молчания и решительное противостояние нацистскому прошлому и виноватому в нем старшему поколению – это несомненная заслуга «Поколения 68». Бесспорно и то, что оно вскрыло коричневую преемственность в университетах и в политике, осудило своих родителей, однако дискурс о Холокосте и интерес к судьбам евреев возникли позднее. У «Поколения 68» была на уме мировая революция, поэтому для проработки немецкого прошлого не оставалось времени.