Европейская мечта. Переизобретение нации

Работа по денационализации должна включать в себя работу по деколонизации Запада. То, что давно изучается и обсуждается культурологами, похоже, до Тиле еще не дошло. Поэтому правовед так виртуозно создает на бумаге tabula rasa и перестраивает мир по своим принципам. Однако вместо того, чтобы на скорую руку все упразднять в потоке вечного становления и исчезновения в стиле «текучей современности» (Зигмунт Бауман), здесь было бы уместней провести некоторую дифференциацию. Конечно, есть вещи, которые претерпевают изменения, например личные воззрения или профессиональные перспективы, но существуют и (преимущественно) константы, такие как имя, пол, семья и происхождение. Иными словами, культура всегда существует в непрерывном процессе передачи, посредничества и интерпретации; тем не менее материальные основы ее нормативных установлений зафиксированы и находятся в сфере ответственности властных институтов, которые обязаны их защищать и сохранять. Для меня остается загадкой, как перед лицом такого многообразия культурных основ можно заявлять, что «конструирование „культурных идентичностей“ представляется недопустимым актом произвола». Во всяком случае я не считаю критику хаотично избираемых тем («немецкая доминирующая культура», «иудео-христианские корни», «ненемецкое происхождение Гитлера») серьезным полемическим вкладом в решение такого важного и трудного вопроса, как культурное наследие и его бремя. Тот, кто яростно, нетерпеливо, маниакально избавляется от старого барахла, в очередной раз подтверждает основной тезис теоретиков модернизации: «Любому плюралистическому обществу, сталкивающемуся с иммиграцией, приходится порывать с минувшим и отказываться от постоянной, „нередко навязчивой озабоченности прошлым“». Что конкретно это означает, не поясняется. Возникает ряд (провокационных) вопросов: должна ли память о Холокосте исчезнуть на этом историческом рубеже вместе с последними выжившими очевидцами? Мы, несомненно, находимся именно на этом желанном временнóм изломе! Следует ли закрыть DOMiD-музей в Кельне[286], где хранится и обрабатывается крупнейшая коллекция исторических свидетельств о турецкой иммиграции в Германии? Тиле предусматривает для демократического конституционного государства такие праздники, как 23 мая – День провозглашения основного закона. Что ж, это прекрасно. Но должны ли исчезнуть из национального календаря все годовщины, связанные с историческими, культурными и религиозными событиями, которые отягощают общественное сознание? А как быть с мемориалами? Все ли они должны быть закрыты? Или «камни преткновения» – их нужно выковырять? Только выводя проблематику на конкретный уровень, мы видим всю ее сложность, взрывоопасность и серьезность. Становится ясно, что денационализация автоматически влечет за собой демонтаж культуры, истории и памяти. Все это, как и конфессиональная принадлежность, низводится к статусу частного дела. Чтобы разрушить перегородки принадлежности к обществу, Тиле хотел бы свести их исключительно к «легко усваиваемым признакам» (erlernbare Merkmale). Это понятное и приемлемое решение, ибо силы включения несут в себе опасность исключения. Но при этом категория принадлежности радикально размывается; она сводится к чисто юридическим принципам и тем самым теряет свое историческое измерение. Правовед Тиле не только денационализирует, но и обрывает все транснациональные связи. О Европе и ЕС в его книге не сказано ни слова. У его демократического конституционного государства нет ни истории, ни союзников. Но таким образом, от его внимания ускользают и бесценные ресурсы для укрощения национального государства.

Контрмодель: ЕС как защита национального государства

Мои три Европы

Проекту ЕС уже более семидесяти лет. Его история в этот период развивалась нелинейно, вместе с изменениями международной политической обстановки менялась и форма Евросоюза. Я бы хотела исключительно со своей точки рассказать о трех разных Европах, в которых мне довелось жить и где я живу сейчас. Лишь оглядываясь назад, я вижу, как сильно они отличаются друг от друга.

Первая Европа, в которой я выросла, возникла после Второй мировой войны. Она существовала с 1945 до 1989 года. В этой Европе много говорилось о «христианском Западе». Для меня это мало что тогда значило; позднее мне стало ясно, что в Германии эта формула использовалась прежде всего для того, чтобы подчеркнуть историческую преемственность и отгородиться от эпохи национал-социализма. Архитекторов той Европы я себе смутно представляла. Робера Шумана считала композитором, а имя Рене Кассена, в 1948 году подготовившего Всеобщую декларацию прав человека и в 1968 году удостоенного Нобелевской премии мира, я узнала лишь много лет спустя.