Европейская поэзия XIX века

I

Когда Господь, ничьим участьем не согрет,

На предавших друзей взирал с немым упреком
И к небу воздевал в отчаянье жестоком
Худые длани, как отвергнутый поэт,

Он посмотрел на тех, кому нес веры свет,—

Там каждый мнил себя властителем, пророком,
Но пребывал меж тем в животном сне глубоком,—
И изнемог Господь и крикнул: «Бога нет!»

Дремали все. «Друзья, вы эту весть слыхали?

Мой лоб в крови, меня ждут беды и печали,
И свода вечного коснулся я челом!

О, бездна! Бездна! Ложь, обман мое ученье!

Не освящен алтарь, нет в жертве искупленья…
Нет Бога! Бога нет!» Все спали крепким сном!

II

Твердил он: «Все мертво! Пустыня — мирозданье;

Я обошел весь свет, по млечным брел путям,
К истокам вечных рек меня влекло скитанье
По серебру воды и золотым пескам,—

Везде безжизненных земель и вод молчанье,

Лишь океан валы вздымает к небесам,
Покой межзвездных сфер тревожит их дыханье,
Но разума — увы! — не существует там.

Я божий взор искал, по впадина глазная

Зияла надо мной, откуда тьма ночная
На мир спускается, густея с каждым днем;

И смутной радугой очерчен круг колодца,

Преддверье хаоса, где мрак спиралью вьется,—
Во мгле Миры и Дни бесследно гибнут в нем!»

III

«Неумолимый Рок! Страж молчаливой дали!

Необходимости непобедимой лед!
Твои шаги простор вселенной охлаждали,
Когда немых снегов ты совершал обход;

Ты ведал, что творил: светила угасали,

За солнцем солнца вдруг лишался небосвод;
Дыханье вечное ты передашь едва ли
От мира мертвого тому, что вновь придет…

Отец мой! Твой ли дух мной правит вездесущий?

И вправду ли дана тебе над смертью власть?
Ужель когда-нибудь тебя заставит пасть

Сей ангел ночи, нас во мраке стерегущий?

Я осужден один страдать во тьме ночной.
Увы! — коль я умру, то все умрет со мной!»

IV

Никто не приходил прервать его мученье,

Он сердце изливал напрасно в тишине;
В Солиме[297] лишь один не пребывал во сне,—
Господь к нему воззвал, моля об избавленье:

«Иуда, — крикнул он, — оставь же промедленье,

Спеши меня продать, спор кончи о цене,
Я им не нужен, друг! Скорей явись ко мне,
Осмелься совершить хотя бы преступленье!»

Но шел Иуда прочь, насуплен и угрюм,

Раскаянье и стыд его терзали ум
И скорбь, что дешево он совершил продажу…

И только лишь Пилат, оторванный от дел,

К страдальцу жалостью проникся и велел
Охране наконец: «Безумца взять под стражу!»

V

Он тот безумец был, в ком вечное горенье,—

Забытый, к небесам вознесшийся Икар,
Он — Фаэтон[298], его сжег солнечный пожар,
В нем Аттиса[299] творит Кибела воскресенье!

Авгур[300]

отыскивал в утробах птиц знаменье,И почву опьянял бесценной крови дар,
И на своей оси земной крепился шар,
Олимп над бездною склонился на мгновенье.

«О, не таись, Амон-Юпитер[301]

, от меня,—Воскликнул Кесарь, — чей он ангел, тьмы иль света?
Кто послан нам, ответь! Он бог иль сатана?»

Оракул не давал правителю ответа…

Могла быть лишь тому известна тайна эта,
Кем глина мертвая душой наделена.