Европейская поэзия XVII века

Безмолвия и Полночи дитя,
Отец воздушных, трепетных видений,
Любезный сон, влюбленных добрый гений,
Что счастливы, тебе вослед летя,

Ты добр ко всем, любому сердцу льстя,

Лишь моему не спать на лоне теней.
Оставь пещерный мрак твоих владений,[325]
Откликнись, перемену возвестя.

Забвеньем тихим подарив, и миром,

И образом цветущей красоты,
Утешь меня в моем желанье сиром.

Я должен видеть милые черты…

Но пусть ты не придешь с моим кумиром, —
Приди обличьем смерти. Где же ты?

ПРИГЛАШАЕТ СВОЮ НИМФУ В ТЕНЬ [326]

Сейчас, когда над ширью раскаленной
Ни ветерка, и летний зной все злей,
И океан все ярче, все светлей
Сверкает, солнца стрелами пронзенный,

Сюда, где дуб, закрыв полнеба кроной,

Любуется красой своих ветвей —
Густой копной смарагдовых кудрей,
В расплавленных сапфирах отраженной,

Сюда, мой друг, приди, где на песке

Отпечатлелась крона, и со мною
Укройся в благодатном холодке.

Отсюда, где прохладно, как весною,

Я покажу тебе, как на реке
Играет рыба с птицей, тень — с волною.

ОПИСЫВАЕТ ПЕНИЕ РАЗНЫХ ПТИЦ, КОИМ ВОСХИЩАЕТСЯ БЛИЗ ФЛОРЕНЦИИ, НА ВИЛЛЕ, ПРИНАДЛЕЖАЩЕЙ ГОСПОДИНУ ДЖАКОПО КОРСИ [327]

Я внемлю пенье трепетного хора:
Струится трель, созвучная ручью,
И Прокна отвечает соловью,
Не поминая давнего позора.[328]

Щегол ликует, что пришла Аврора,

И прячется, окончив песнь свою;
Я нежный голос горлиц узнаю,
Как бы поющий: «Май цветущий скоро».

И певчий дрозд из глубины листвы

Пеняет птицелову справедливо,
Что прячет самолов среди травы.

Да остаются щедры лес и нива

На сладкий корм! Нет, не пичуги вы,
Вы ангелы — лесов тенистых диво.

«ЗАЧЕМ, СКАЖИ, О ДАФНА...»

«Зачем, скажи, о Дафна,
Ты от меня бежишь
И верностью моей не дорожишь?
Ты нимфа? Или дерево над кручей,
Не знающей тропы?
Ты дерево — и потому молчишь?
Но, если так, откуда
Для бегства эти легкие стопы?
Быть может, все стыдливости причуда?»
Она к молитве жгучей
Глуха — и вдруг увидел Аполлон:
Она остановилась
И деревцем над берегом явилась.

ПОЦЕЛУИ [329]