Европейские мины и контрмины

Она встала, собрав последние силы, молча повернулась и скрылась в салоне.

Граф подошёл к мольберту и снял с него картину.

— Пусть она будет завещанием моего брата и научит меня судить, как судит Спаситель!

Он взял карандаш и написал на краю картины: «Приидите ко мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокой вы!»

Потом ещё раз опустив руку с благословением на голову умершего брата, сошёл с лестницы и быстро уехал.

Глава тридцать пятая

Король Георг сидел в шотландском кабинете виллы «Брауншвейг» в Гитцинге, закутавшись в широкую австрийскую военную шинель. В отворенные окна проникал тёплый утренний воздух, и король с наслаждением вдыхал аромат цветов, доносившийся в его кабинет. Цветы же посылали людям своё сладкое утешение, не спрашивая о счастье и несчастье, о могуществе и бессилии; чем одарила их любовь Творца, то отдавали они счастливым сердцам для украшения жизни, страждущим для услаждения горя и печалей.

Вошедший камердинер доложил о тайном кабинетном советнике Лексе.

Король встал и протянул руку старому верному Лексу, которого знал ещё в то время, когда был кронпринцем; Лекс почтительно поцеловал королевскую длань.

— Ваше величество, — сказал тайный кабинетный советник своим тоненьким голосом, — мистер Дуглас возвратился из Петербурга и просит выслушать его.

— А! — произнёс король. — С удовольствием выслушаю, что он там видел и заметил; в своих письмах он обещал рассказать всё на словах и был прав, потому что нельзя вверять таких дел письмам, я готов его видеть. Потом я напишу письмо к королеве, о котором долго размышлял…

Он замолчал на минуту.

— Ваше величество решились исполнить настоятельную просьбу своей высокой супруги — дозволить ей оставить Мариенбург и приехать сюда? — спросил кабинетный советник, тревожно смотря на Георга.

— Нет, дорогой Лекс, — отвечал король печально, — я не могу исполнить этого желания королевы, как ни прискорбно мне знать об её тяжёлом и мучительном положении в Мариенбурге. Она должна остаться там и пожертвовать собой — такова участь и обязанность государей, и на кого Господь возложил тяжкое бремя короны, тот должен отказаться от свободы действовать согласно желаниям и влечению своего сердца. Noblesse oblige[89] — этого правила короли не должны забывать, ибо только в том случае, когда мы пожертвуем для блага всех своими желаниями и помышлениями, своими надеждами и волей, только в том случае, когда меньше всего думаем о себе, мы имеем право владычествовать над другими и управлять судьбами народов.

Он провёл рукой по глазам и продолжал говорить спокойным, твёрдым голосом:

— Королева должна остаться там и переносить тягость своего положения. Она должна ждать, пока силой не удалят её из Мариенбурга. Я не могу избавить её от этого. Если она добровольно, без крайней надобности, оставит страну, которая видит в ней последнюю связь со своим королевским домом, то вместе с тем прекратится право — первой представительницей которого после меня служит королева.

— Но, — сказал кабинетный советник дрожащим голосом, — здоровье её величества пострадает там…

— Короли должны уметь умирать за своё право и корону! — сказал король глухим голосом. — Введите мистера Дугласа, — продолжал он после минутного молчания, — выслушав его, я продиктую вам письмо к королеве.

Тайный кабинетный советник вышел и спустя минуту в комнату вступил английский пастор со своей неизменной наружностью. Спокойно поклонился он королю и, подняв два пальца правой руки, сказал патетическим голосом:

— Да благословит Господь ваше величество!

— Садитесь, дорогой мистер Дуглас, — сказал король, — очень рад встретить вас опять и готов выслушать всё, что вы расскажете мне о своём путешествии. Вы много видели и слышали и можете сообщить мне многое для уяснения политического положения. — Надеюсь, ваше здоровье не пострадало от путешествия? — прибавил он вежливым тоном.

— Когда идёт речь о высокой и доброй цели, у меня достанет сил перенести все лишения, — отвечал мистер Дуглас, — и для пользы вашего величества я готов изъездить весь свет.

— Отчего не все англичане думают подобно вам? — вскричал король. — Англия не питает более никаких чувств к крови своих великих королей!

— Потому что Англия уклонилась от великих вечных начал, на которых зиждется Царствие Божие, — сказал мистер Дуглас, — потому что Англия погрязла в служении злому духу, то есть материализму, из-под владычества которого она тогда освободится, когда её будущее станет достойно прошедшего.

Король молчал.

— Итак, — сказал Георг, — расскажите мне о России. Вы побывали в Петербурге и Москве?

— В Петербурге и Москве, но сперва в Варшаве, — отвечал мистер Дуглас, — и всюду был ласково принят.

— И, конечно, убедились, — спросил король, — что идея фон Бейста отвлечь Россию от Пруссии встречает большие препятствия и даже, по моему убеждению, не исполнима?

Мистер Дуглас выпрямился и начал говорить медленным тоном проповеди: