Европейские мины и контрмины

— Нет, ваше величество, я не пришёл к такому убеждению, напротив, больше, чем когда-либо, проникнуть мыслью, что вся задача австрийской политики и, следовательно, политики вашего величества, должна заключаться в том, чтоб не допустить союза между Пруссией и Россией и решить восточный вопрос сообща с Австрией и Россией.

Король поднял голову с удивлением.

— Не допустить союза между Россией и Пруссией? — спросил он. — Вы полагаете, что союз этот не прочен? А возбуждать восточный вопрос — не значит ли теснее сблизить Россию с Пруссией, две единственные державы, у которых нет на Востоке противоположных интересов?

— Позвольте мне, ваше величество, — сказал мистер Дуглас, — изложить в общих чертах мои наблюдения, тогда, может быть, вы одобрите мои воззрения, впоследствии я представлю вашему величеству подробную о том записку.

— Говорите, я готов слушать, — сказал король, откидываясь на спинку кресла и закрывая глаза рукой.

— В настоящую минуту, — заговорил мистер Дуглас медленным тоном проповеди, — вся Россия взволнована освобождением крестьян, которое чувствительно уменьшает имущество дворян, привыкших к восточной роскоши.

— Естественное следствие всех великих преобразований, глубоко изменяющих прежние условия, — заметил король, — освобождение крестьян было необходимой мерой — уже император Николай обратил на это внимание, и я удивляюсь твёрдости, мудрости и спокойствию, с какими император Александр совершил это преобразование. Освобождение крестьяне послужит основанием будущего величия России, посредством великой реформы император Александр создал русский народ, как некогда Пётр Великий ввёл Россию в качестве политической нации в круг европейских держав. Созданная тогда государственная машина оделась теперь плотью, стала живым организмом, и Россия, быстро возрастая, разовьётся в экономического и политического исполина, который, однако же, никогда не будет опасен Европе, если только не затронут его. Это могущественное государство заключает в себе всё необходимое и желаемое, не хочет расширять свои владения и потому в самом себе заключает ручательство в ненарушимости мира и спокойствия.

Король говорил скоро и с увлечением и, казалось, ждал ответа.

Мистер Дуглас молчал. Лицо его ясно выражало, что он не разделял мнение короля.

— Ошибка, которую я вижу в освобождении крестьян, — сказал он медленно, — заключается не в самом деле, а в том, что реформа быстро совершилась. Она, как гром, поразила русское дворянство и, что ещё грустнее, застала крестьян в состоянии грубости и неготовности пользоваться свободой.

Король опять подпёр голову рукой и внимательно слушал.

— Крестьяне ленивы, — обрабатывают, разумеется, сперва свои поля, и так как население вообще не густо, то поля дворян едва возделываются: кроме того, крестьяне требуют несообразную плату даже за плохую обработку, они дерзки, необузданны и невольно напоминают слова:

Vor dem Sklaven, wenn er die Kette bricht

Vor dem freien Manne erzitt’re nicht![90]

Последние слова мистер Дуглас, ведший весь разговоре на английском языке, произнёс по-немецки особенным гортанным тоном английского выговора.

Георг V улыбнулся почти незаметно.

— Но иностранная политика России? — спросил он.

— Я потому говорил об освобождении крестьян, — сказал мистер Дуглас, — что обусловленное им волнение оказывает существенное влияние на иностранную политику России.

Король поднял голову с выражением особенного внимания, но потом снова подпёр голову рукой. Мистер Дуглас продолжал:

— Ваше величество не можете представить себе, как деспотически царствует в России общественное мнение…

— Общественное мнение? — спросил король с удивлением. — Общественное мнение в России, несмотря на цензуру, низкую степень народного образования?

— Цензура не может уследить за всем, — ответил мистер Дуглас, — и чем ниже народное образование, тем сильнее влияние печатного слова. Дворянство сумело овладеть общественным мнением, и так как в дворянских кружках приписывают все нововведения в части недвижимого имущества вообще влиянию немецких, то есть прусских, идей, то все органы общественного мнения проповедуют ненависть к Пруссии, и народ следует этому направлению, не понимая связи — низшая бюрократия и полиция едва преследуют такие статьи, которые не направлены против России. Правительство подчиняется деспотизму общественного мнения, и князь Горчаков, как ни проводит настойчиво свои желания, как ни идёт искусно к своим целям, не отважится, однако, следовать даже неделю такой политике, которая лишилась популярности в общественном мнении. Во главе этого общественного мнения стоит орган староруссов — «Московские ведомости», издаваемые Катковым, прославившимся со времени последнего польского восстания.

— Катков… Катков, — промолвил король. — Что это за человек? Вы познакомились с ним?