Признанными критериями шляхетства и одновременно требованиями сословной благопристойности были, согласно постановлению сейма в Радоме в 1505 г., следующие: «…лишь тот может считаться шляхтичем и удостоиться упомянутых должностей и привилегий, каждый из родителей которого — шляхтич и происходит из шляхетской семьи. И он, и его родители должны проживать — как прежде, так и в настоящее время — в своих имениях, городах, местечках или деревнях в соответствии с обычаем отчизны и привычкой шляхты, живя по уставам и законам, принятым среди шляхты нашего королевства. В этом же вопросе о шляхетском происхождении мы полагаем, что следует считать шляхтой также тех, кто рожден отцом-шляхтичем, хотя бы мать его была низкого происхождения; чьи родители, однако, и сами жили и живут так же, как и другая шляхта в нашем королевстве, в соответствии с тем, что выше сказано, и не исполняли в прошлом и не исполняют ныне тех работ и операций, которыми по обыкновению привыкли заниматься мещане и те, кто живет в городе, ибо (в таком случае)… сама шляхетскость превращается в посполитое плебейское состояние…»[555]
Эти критерии шляхетства прочно вошли в юридическую практику и общественное сознание Речи Посполитой в XVI–XVIII вв. В юридических сборниках XVI в. (например, у Я. Пшилуского и у Ст. Гербурта) принимается именно то определение шляхетства, которое было дано в 1505 г., хотя постепенно вводятся и некоторые расширяющие и поясняющие статьи[556]. Показательно, что в таких нормах принадлежность к шляхетскому сословию ассоциируется не только с определенным правовым статусом, но и с определенным образом жизни. Мартин Кромер, чье сочинение стало визитной карточкой Польши в глазах всей Западной Европы во второй половине XVI в., писал: «Шляхта имеет многочисленные и обширные привилегии, частично данные королями и князьями, частично принятые силой обычая… Шляхта подчиняется только королю. Однако суд над ней осуществляется на основании предписаний закона коронными и королевскими должностными лицами. Никто из остальных, особенно из частных лиц, не имеет подчиненной себе шляхты… Шляхтич свободен переселиться в чей-нибудь город или местечко и жить в нем частным образом без опасения лишения прав, даваемых его шляхетским званием, если только по собственной вине не будет лишен шляхетского достоинства. Благородство оценивается, таким образом, по рождению и заслугам, но во внимание принимаются также и нравы. Ибо к шляхте причисляются те, чьи предки или родители были введены в это сословие и обязаны нести военную службу, получив герб, а также те, кто сам заслужил это своей доблестью. Однако более знатным считается тот, кто родился шляхтичем, чем тот, кто им стал. Урожденный шляхтич должен происходить от отца шляхтича и матери-шляхчанки, соединенных законными брачными узами, хотя и мать не шляхетского происхождения не лишает шляхетского достоинства детей, лишь бы отец был шляхтичем…Все шляхтичи равны между собой и среди них нет никакого разделения на патрициев и графов, и в определенный период установилось здесь полное равенство»[557]
.Монопольное право на землю было не только декларировано и зафиксировано в конституциях, но и систематически подкреплялось специальными решениями. Например, по конституции 1662 г. иностранец, получивший шляхетство (институт индигената), но не приобретший землю, терял полученное шляхетство. В 1775 г. было решено, что получить грамоту аноблирования мог лишь тот, кто после совершения самого акта аноблирования приобрел землю. Если же земля не была приобретена в течение года, акт аноблирования утрачивал силу. Тот же, кто получал в это время индигенат, был не только обязан приобрести вотчину, но и не имел права ее продать раньше, чем через 20 лет, под угрозой утраты шляхетства. Шляхетские земли охранялись от возможного захвата церковью. Так, вступая в монастырь, шляхтич должен был продать свои владения другому шляхтичу. Если этого не происходило, землю должны были купить родственники. Шляхта обладала рядом процессуальных частноправовых преимуществ при заключении брака, составлении завещания, смене вероисповедания, установлении опеки над детьми, в реализации права мертвой руки и проч[558]
. Аналогичным образом в уголовном праве за убийство шляхтича нешляхтичем полагалась смертная казнь. При противоположной ситуации наказание было совсем иным. Если шляхтич в конце XVI в. убивал шляхтича выстрелом из мушкета, он платил 480 гривен, за убийство другим способом — вдвое меньше. Но если убитым был нешляхтич, при любом способе убийства штраф составлял лишь 30 гривен[559].