Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия

Совершенно специфическая ситуация возникла в Мазовии, Подляшье, княжеской Пруссии, подкарпатских землях. Здесь сохранялась и даже возрастала высокая доля мелкой шляхты, смешанной со шляхтой-голотой. Например, к 1795 г. в Махновецком повете Мазовии насчитывалось 1929 мелко шляхетских родов[531]. В некоторых из этих земель были законсервированы отношения феодальной иерархии. Так, в Северском княжестве вплоть до 1790 г. шляхта приносила краковскому епископу присягу верности, платила дань, которую называли Homagium, подчинялась юрисдикции епископского суда и должна была по его требованию нести военную службу. Подобные отношения существовали во владениях плоцкого епископа в Мазовии (т. н. Селюнское княжество), в некоторых землях Гнезненского архиепископства[532]. Картина таких отношений воссоздана, в частности, Б. Леснодорским на материалах Варминского епископства, составлявшего часть княжеской Пруссии. Шляхты здесь было немного, ей принадлежало только 11,8 % обрабатываемой земли. В XVI в. шляхетские владения выкупались варминским капитулом, но отсутствовал противоположный процесс — выкуп шляхтой церковных владений. Шляхта как сословие оказалась под угрозой. По словам Б. Леснодорского, она не проявляла ни жизненной энергии, ни стремления к господству и освобождению из-под власти епископов. Более того, она была лишена права обращаться с жалобами к королю, не занимала практически никаких должностей в местном самоуправлении, позволив духовенству захватить все ключевые позиции администрации. На 88,2 % земель варминский епископ выступал прямым господином-вотчинником земель по отношению не только к крестьянству, но и к рыцарству, сидящему на этих землях, обладал частноправовой, а не публично-правовой властью. Соответственно и местный сеймик, сложившийся под польским влиянием, не имел большого значения как орган самоуправления, оставаясь под фактически полным контролем епископа[533]. А. Зайончковский объясняет это своеобразное явление тем, что церковь, в отличие от магнатерии, стремившейся к политическому господству в сейме и сеймиках, не была заинтересована в сохранении формально привилегированной многочисленной клиентуры и поэтому, не стесняясь, превращала мелкую шляхту в ленников или держателей наделов, по сути не  отличимых от крестьян[534].

Все эти региональные отличия бросались в глаза уже современникам, которые хорошо понимали, что говорить о шляхте вообще — бессмысленно. Например, Мартин Кромер писал: «Никто не имеет подчиненной себе шляхты с землей и деревнями, разве что на Руси, на основе права, издавна принадлежащего местным князьям. Подобное право имеет также краковский епископ в Северском княжестве; есть оно и у варминского епископа и капитула подчиненной ему церкви; наконец, у препозита плоцкого и, может быть, других»[535].

Выявить внутреннюю структуру шляхты даже в отдельно взятом регионе оказывается весьма не просто[536]. И дело не только в том, что мера богатства была разной в отдельных землях, а величина доходов зависела не только от размеров владения и количества крестьян, но и от степени включения во внутрипольские и международные рыночные связи. Дело и в том, что наряду с имущественными факторами был ряд других, которые предопределяли место того или иного дворянина в социальной иерархии. Скажем, бедный шляхтич, занявший влиятельные позиции при дворе крупного магната, обладал в обществе много большим весом, чем его богатый сосед, не связанный ни с какой магнатской группировкой или семьей. Держатель королевщин, обладая незначительным собственным состоянием, мог стремительно обогатиться и даже передать управляемые им королевщины как бы по наследству своему сыну. Шляхтич, ставший епископом, автоматически оказывался в высших слоях польского общества и т. д. Поэтому необходим какой-то комплексный критерий для оценки реальной внутренней иерархии шляхетского сословия.

Одним из составных элементов этого критерия, конечно, станет имущественный статус дворянина. А. Зайончковский предлагал выделять в землевладельческой шляхте 4 слоя: «загоновую» шляхту, фактически не имеющую запашки, но имеющую приусадебное хозяйство; шляхту, владеющую долей фольварка; фольварочную шляхту; магнатерию. Среди безземельной шляхты он предлагал выделить чиншевую, городскую и шляхту, прислуживающую при дворе магнатов, церковных иерархов, зажиточных владельцев фольварков[537]. А. Вычанский предлагает несколько другую классификацию отдельных слоев шляхты[538]. Однако оба историка отдают себе отчет в том, что реальная картина социальных связей была еще пестрее, богаче и сложнее. Например, А. Вычанский считает, что выделить среднюю шляхту на основе имущественного критерия просто невозможно, потому что переходные, пограничные состояния будут в этом случае чрезвычайно разнообразны, и средняя шляхта в них как бы растворится. Поэтому средняя шляхта — «скорее политическая и культурная, чем социально-экономическая категория»[539].