Европейское путешествие леди-монстров

– Мэри, я никогда не хотел причинить боль тебе или твоей матери. Ты должна мне поверить. Эрнестина… я приходил к ней, в первый вечер, когда мы были в Лондоне. Это было так давно. Мне хотелось снова увидеть ее лицо, и тогда я взобрался на окно и смотрел на нее сквозь стекло… Она причесывалась, а я вспоминал, как сам причесывал ей волосы, когда мы только поженились, пока между нами еще не встало столько всего. Я думал, что, когда это дело с Адамом будет закончено, я вернусь к ней и скажу, что всегда ее любил, попрошу прощения. Но через неделю я узнал, что она умерла. Я опоздал.

– Потому что вы ее убили, – произнесла Мэри обвиняющим тоном.

– Убил? Что ты хочешь этим сказать? Я даже не входил в ее комнату, хотя мог бы в одну минуту открыть окно снаружи. Я только смотрел на нее сквозь стекло, и ничего больше. Она сидела за туалетным столиком, спиной ко мне, и я видел водопад ее волос в свете лампы. У нее были самые красивые волосы на свете – как золотые струи. Такие волосы были у богинь в греческих мифах. Когда-то я любил перебирать их пальцами… Она смотрела в зеркало, а затем обернулась, и на миг я увидел ее лицо – такое же нежное и чистое, как в тот день, когда я женился на ней, только морщинок прибавилось – от времени и забот. Сначала я подумал, что она тоже увидела меня – она смотрела в мою сторону. Но она отвернулась и задула лампу. Она почти погасла, и я больше ничего не видел.

– Она вас видела, – сказала Мэри. Она едва могла заставить себя смотреть на него – своего отца, так не похожего на того человека, каким она его помнила с детства. – Почему, вы думаете, она так внезапно заболела? Она все бредила каким-то лицом, которое увидела в окне. Я только никогда не думала, что это было ваше лицо. – Она смотрела на него так холодно и презрительно, как только могла. Это было всё, что она хотела сказать ему, – хотела, чтобы он знал это, с тех самых пор, как сама поняла, что он сделал.

Он глядел на нее в изумлении.

– Это правда? – Он опустил глаза и покачал головой. – Да, конечно, правда. Ты бы не стала лгать – ты ведь на это почти не способна. В твоей натуре это не заложено. Но я не хотел причинить ей вред…

– Что значит – в моей натуре не заложено? – Что он хотел этим сказать? Эта странная фраза царапнула ее.

Хайд сунул руки в карманы своего белого халата и стал смотреть в пол.

– Я только хотел сказать… – пробормотал он почти неслышно.

– Что? – А может, ей лучше не знать? Она вспомнила слова доктора Фрейда – что в своем роде она так же необычна, как Диана.

Хайд глядел на нее с беспокойством.

– Эрнестина так хотела ребенка. Когда мы поженились, мы надеялись – и несколько раз она думала, что беременна, но каждый раз оказывалось, что это просто несварение желудка… а один раз – несвежие омары. Так мы ждали и ждали. Ее камеристка, которую она привезла с собой из Йоркшира, вышла замуж за моего дворецкого Пула и родила дочку – маленькую Гонорию, – и Эрнестина водила ее в парк, наряжала, играла с ней кукольной посудой, как с собственным ребенком. Наконец мы проконсультировались со специалистами, и они сказали, что, по всей вероятности, у нее никогда не будет детей. Посоветовали ей посвятить себя благотворительности! Больно было смотреть, как она тоскует о невозможном. Тогда я целиком ушел в науку и в дела Общества алхимиков. У нас образовался тесный кружок: Рэймонд, Ланион, Хеннесси и я, – и еще Кэрью, мы ведь были друзьями в те дни. Какое воодушевление владело нами тогда! Теория Дарвина, как нам казалось, открывала новые широкие пути для исследований. Мы, конечно, не во всем были с ним согласны – мы держали сторону Ламарка, хотя весь мир, вероятно, назвал бы нас еретиками. Но нас это только радовало. Мы должны вернуться к проблеме биологической трансмутации, – говорили мы себе. Рэймонд работал над ней и терпел неудачу за неудачей. Опытный экземпляр оказался… трудным, скажем так. Не унывай, говорили мы ему. Погляди, как относятся во всем мире к тем, кто опередил свое время! Вдохновившись теориями Спенсера и Гальтона – и их ошибками в той же мере, что и удачными находками, – мы удвоили свои усилия.

– Кэрью! Тот самый, которого вы убили? – изумленно переспросила Мэри.