Прежде чем он успел отвернуть лицо к стене, Мэри увидела, во что оно превратилось: вся левая сторона обожжена, левого глаза нет. Он вырвал руки у Жюстины и тут же закашлялся, прикрывая рот, – тяжелым, сухим кашлем, и его пальцы окрасились кровью. Тыльная сторона левой ладони тоже была обожжена.
– Его легкие пострадали от огня, – сказал Хайд. – Ему нельзя говорить. Большинство ран внутренние – они серьезно подорвали его силы. Я не знал, удастся ли довезти его сюда живым, тем более что нам пришлось пробираться через горы…
– Я буду говорить сколько хочу! – сказал Адам. – Какая, к черту, разница? Все равно я умираю. Ты не нашел в этой книге ничего, что могло бы меня вылечить, и от крови этой никакого толку – никакого!
– Так вот для чего вы похитили Люсинду – и нас заодно, – сказала Мэри. – Все эти россказни, что вы хотите помочь человечеству и миссис Ференц… Вы лжец!
– Думаю, следует попробовать еще раз, – сказал Хайд. – Пожалуй, теперь я вколю тебе ее кровь поближе к сердцу – может быть, это поможет. А если и в этот раз ничего не выйдет, тогда снова поищу в книге. Там должно что-то быть. Ведь сама-то графиня жива до сих пор, верно?
– Вы больше не будете брать кровь у Люсинды! – сказала Мэри.
– Кто больше не будет брать кровь у Люсинды? Привет, папаша. – Это была Диана – она стояла в дверях, а за ее спиной Янош. – Я услышала шум и решила выяснить, в чем дело. Ух ты, очуметь! Это же Адам Франкенштейн? – Она обернулась к Яношу. – Не удивительно, что ты не хотел меня сюда пускать! – Она стукнула его по руке – и, видимо, крепко, судя по тому, как он скривился и схватился за ушибленное место. Затем она снова повернулась к Мэри. – Нам что, опять придется с ним драться или как?
– Янош! – сказал Хайд. – Я хочу, чтобы ты принес еще крови мисс Ван Хельсинг. Мои инструменты в лаборатории.
Мэри видела, как Янош бросился в лабораторию. Эхо его шагов послышалось в коридоре.
– Нет! – сказала она. – Этому пора положить конец. Во-первых, ее кровь не действует так, как вы рассчитывали, а во-вторых, это жестоко.
Янош пробежал мимо двери, в руке у него блеснул шприц.
– Диана… – проговорила Мэри.
– Не волнуйся, – ответила Диана. – Я его к Люсинде на пушечный выстрел не подпущу, даже если придется продырявить его ножом!
Она развернулась, и Мэри услышала, как ее ботинки загрохотали в коридоре – она бежала за Яношем.
– Она не должна ему мешать, – сказал Хайд. – Мне необходимо знать, почему эксперимент Ван Хельсинга провалился. – Он сунул руку в карман. – Черт! Эта девчонка стащила мой револьвер! И как она…
Мэри невольно улыбнулась. Молодец, Диана! Конечно, она кого угодно выведет из себя, зато в трудном положении на нее всегда можно рассчитывать.
– Она ведь все-таки ваша дочь. Чего же вы ждали?
– Ты не понимаешь, – ответил он. Снова запустил пальцы в волосы и схватился за них, словно хотел вырвать с корнем. – Новое знание, которое мы могли бы открыть миру! Возможность проникнуть в мозг самой Природы! Вот так же Кортес глядел на Тихий океан, безмолвно лежащий у скал Дарьена. Мы могли бы открыть новый континент знания для всего человечества!
Он выскочил из комнаты. Оглянувшись на Жюстину, чтобы убедиться, что ей ничто не угрожает (хотя Адам, скорчившийся под одеялом, сейчас казался безобидным), Мэри двинулась вслед за ним по коридору – в так называемую лабораторию.
Хайд подошел к столу, взял книгу в кожаном переплете и открыл ее.
– Здесь должно что-нибудь найтись – какое-то объяснение. За всю историю человечества только троим – двум мужчинам и одной женщине – удалось открыть тайну вечной жизни и здоровья. Одним из них был Франкенштейн, но его эксперимент оказался бесполезным – кому нужно оживлять покойников? Ты же видела Адама – и Жюстину. Тебе хотелось бы быть такой, как они, – ходячим трупом? Нет, мы хотим – все хотят, только не все признают это, – жить вечно, жить молодыми, чтобы ни время, ни какое бы то ни было оружие, изобретенное человеком, не оставляло на нас следа, чтобы, получив рану, всякий раз побеждать смерть… Я думал, я был уверен, что Ван Хельсинг на верном пути, что он сумел открыть эту тайну. Черт! – Он стукнул кулаком по столу, так, что банки и инструменты подпрыгнули.
– Эта одержимость знанием, ради которого вы готовы жертвовать человеческими жизнями, обычными человеческими связями, погубит вас, – сказала Мэри. Она чувствовала, как в ней поднимается гнев. Это было новое ощущение. – Посмотрите, к чему она уже привела. Посмотрите на себя! Вы же совсем один, не считая Адама и ваших… ну да, ваших прихвостней. Стоило ради этого потерять всё – семью, репутацию?
Хайд смотрел на нее – словно бы ошарашенно.