Миссис Пул: – Вы совершенно правы, мисс. Человек должен понимать, что можно, а что нельзя, а если не понимает, то никакие комплексы, или как там эти психологи выражаются, его не оправдывают.
Беатриче: – Но доктор Фрейд сделал немало открытий в области человеческой натуры. Вы читали его новую книгу об интерпретации снов?
Жюстина: – Нет, а у тебя она есть?
Беатриче: – Лежит у меня на тумбочке возле кровати. Можешь взять в любое время. Он утверждает, что все наши сны имеют определенное значение – что, если верно интерпретировать их, можно понять свои истинные надежды и желания. Вот тебе, к примеру, что сегодня снилось?
Жюстина: – Какое-то озеро, кажется. Я видела в нем свое отражение, но надо мной сгущались тучи, и вдруг разразилась страшная буря. Хлынул дождь, мне стало холодно, и хотелось есть, и я не знала, куда идти. И в воде отражалось уже не мое лицо…
Беатриче: – Озеро – это символ женственности. Возможно, оно олицетворяет твою мать, а льющийся сверху дождь – мужские законы и правила, которые угнетают женщин? Дождь часто бывает символом отца, а грозовые тучи, разумеется, ассоциируются с богом-отцом Зевсом. То есть твой отец, Франкенштейн, в своем стремлении стать богом нарушил женский закон творения, и в результате появилась ты, такая, как сейчас, – совершенно чуждая той, другой Жюстине.
Кэтрин: – В жизни такой чепухи не слышала.
Фрейд лишь улыбнулся.
– Что ж, фройляйн в таком случае, думаю, наш с вами разговор окончен. Пригласим сюда вашу сестру?
Мэри кивнула и встала. Слава богу, с этим покончено! Правда, теперь предстоит самое трудное. Диана сидела на диване в приемной, закинув ногу на ногу.
– Ну что, всё? Долго же ты там торчала.
– Вы были неправы, фройляйн Хайд, – сказал Фрейд. Казалось, что он смотрит на нее сердитым взглядом из-под нависших бровей, но Мэри видела, что он улыбается. Теперь, когда она узнала его получше, как человек он был ей скорее симпатичен. Похож на ручного медведя: сначала кажется – вот-вот разорвет, но стоит к нему немного привыкнуть, и вот он уже далеко не так страшен. А что касается его теорий – так ей до них нет никакого дела. Ее интересуют факты. Мистер Холмс верит только фактам, а не каким-то туманным гипотезам о человеческой натуре. Вот интересно, что бы он сказал по поводу фрейдовского анализа Дианы – или ее, Мэри.
– Да? И в чем же я неправа? – Диана встала и скрестила руки на груди, как капризный ребенок.
– Я нашел вашу сестру не менее интересной, чем вы.
Диана пожала плечами с равнодушным видом, хотя Мэри видела, что она обижена.
– Подумаешь. Ну так что, мы можем идти? Я есть хочу.
– Да, думаю, мы обо всем договорились, – сказал Фрейд. – Ханна, не могли бы вы сказать вашей хозяйке, что я позвоню ей сегодня, чтобы обсудить детали?
– Конечно, герр доктор.
Ханна отложила книгу и натянула перчатки.
– А, Гете, – сказал доктор Фрейд. – Это и мой любимый поэт.
– Так вот как это имя произносится? – переспросила Диана. – Жюстина все время читает его стихи. Смешно – Гё-о-оте. Как коза блеет.
– Спасибо, – сказала Мэри психоаналитику, стараясь не обращать внимания на Диану. Сама она коза, вот она кто, – вечно голодная и готова жевать все подряд, что только на глаза попадется. А что не сжует, на то вскарабкается!
Мэри протянула руку. Фрейд не стал ее жать, а наклонился и поцеловал. Кажется, так принято здесь, на континенте! Она предпочла бы крепкое английское рукопожатие.
– До завтра, – сказал он. – Приятно было познакомиться, фройляйн.
– Взаимно, доктор, – ответила Мэри, хотя и не была до конца уверена, что говорит правду. Как ни симпатичен он ей был по-человечески, ей все же не хотелось, чтобы ее вот так мысленно разбирали на части.