– Неплохо, – тихо заметил Дин. – Это здорово.
– Да. Я люблю это. Моя ринлтор однажды услышала, как я сказала, что всегда хотела иметь дом у воды, и поэтому она привела меня сюда. Ковры все старые, а приборы на кухне, знаешь ли, скорее раритетные. Но они более очаровательные, чем современные, и это мне нравится, – заверила Эвви и обхватила себя за локти. – Как там Нью-Йорк? Может, присядем?
Он кивнул, и они уселись в два клубных кресла, очень похожих на те, что были у него в квартире.
– Нью-Йорк процветает. Я вернулся на свое старое место в прежнем районе и встретил многих своих друзей. Оказалось, что видеться с ними и не чувствовать себя отвратительно вполне реально. Иногда я занимаюсь тренерской работой, посещаю клиники.
– А как… все остальное? Ты счастлив?
Он помолчал, а затем задал встречный вопрос:
– А ты? Ты не хочешь рассказать, зачем ты прислала мне свою перчатку? Твоя очередь отвечать, Миннесота.
Наконец Эвви перевела дыхание.
– Я давно хотела позвонить тебе. Но мне нужно было сделать очень многое, что просто не могло ждать. Дом, мама, работа. Курсы терапии.
– Узнаешь о себе что-то интересное?
Эвви заерзала, начав при этом чистить один из своих красивых ноготков:
– Поверь мне, рано или поздно мы доберемся до самых глубин. А сейчас я просто хотела сказать тебе, что многое в прошлом сделала бы иначе. Я должна была лучше слушать людей. Я хотела что-то исправить. Я хотела помочь тебе, и мне не следовало давить на людей. – Она помолчала и глубоко вздохнула: – Но я также думаю, что, по справедливости говоря, ты…
Дин поднял одну руку, останавливая ее:
– Эвви, я тоже хотел многое исправить, и мне давно следовало бы признать всю несправедливость жизни. Но я это не сделал. Я говорил всем «да», на все соглашался. Ты была права. Эти шишки, этот парк посреди ночи. Я действительно хотел все вернуть.
Дин наклонился, чтобы погладить собаку.
– Но, Эв, когда это не срабатывало и становилось ясно, что мой удел быть учителем физкультуры в средней школе, невольно посещала мысль, что этого недостаточно.
Для Эвви это был удар ниже пояса.
– Дин, я хотела, чтобы ты мог подавать мяч не ради возрождения свой карьеры. – Дин непонимающе посмотрел на нее. – Я хотела бы, чтобы ты умел выполнять подачи, потому что это было нужно мне.
Нажим на слово «мне» озадачил Дина, и он наморщил лоб. Но потом, чего-то поняв, он улыбнулся.
– С тебя всего этого хватит.
Она кивнула:
– Ты имеешь в виду всей этой психотерапии? А знаешь, что собака была идеей доктора?
– Тебе врач выдал рецепт на собаку?
– Не совсем, она ничего не может прописывать. Если она начнет прописывать лекарства, то это будет уже психиатр, который, к слову, у меня тоже есть. Нет, мой психотерапевт думала, что если я все еще пытаюсь разобраться в своей жизни и придать ей хоть какую-то структуру, то наличие кого-то вроде Вебстера было бы положительным моментом. С ним волей-неволей придется выходить из дома.
Дин медленно кивнул:
– Это действительно очень важно.
– Да, иногда я чувствую, что совершенно сломлена, – весело сказала ему Эвви.
– И я временами, конечно, тоже.
До полудня они сидели в гостиной и разговаривали, а когда начался дождь, они смотрели, как капли падают на воду и как мокнут лодки ловцов омаров. Из сундука в гостиной Эвви достала шерстяное клетчатое одеяло и накинула его себе на ноги. Она заварила чай и показала Дину, как разводить огонь в дровяной печи, а также поделилась итогами своих неофициальных исследований о том, какие дрова горят лучше всего.
Дин взял любимую игрушку Вебстера, сделанную из старых футболок, которые Эвви связала вместе, и вступил с ним в длительную возню. С обеих сторон то и дело слышалось веселое, а иногда и грозное рычание. Эвви шлепнула Дина по локтю и сказала, чтобы он не мучил ее собаку, а Дин ответил, что у него с собакой соревнование. Наконец Вебстер совсем измучился и подошел к своему месту у дровяной печи.
Когда наступил вечер, Эвви налила себе бурбона и приготовила закуски. Они сидели на диванчике, положив ноги на кофейный столик, и слушали новый эпизод подкаста «Настоящее преступление»[257], за которым они оба следили. Дин, закатывая глаза, сетовал, что это дело никогда не раскроют, а Эвви, протягивая ему крекер с арахисовым маслом, говорила, что это не последняя серия.