Сёма снова поднял труп за плечи, а Марина взяла его ноги. И они снова пошли, сторонясь фонарей, мимо шумной компании в белом облаке кружащегося снега. Сердце Марины гулко стучало, заглушая крики компании, и ей казалось, что его слышно на несколько километров вокруг. Они прошли уже половину пути, когда Марина вдруг поняла, о чем говорил Сёма, и успокоилась. Никому не было до них дела. Она вспомнила, как однажды девчонки из соседнего дома пришли её проучить за то, что она как-то не так на них посмотрела. Они окружили её толпой, заставляли просить прощения, одна ударила её в живот, а проходящие мимо взрослые смотрели, качали головами, что-то нравоучительно говорили и шли дальше. Они всё видели, но не желали ей помочь, так же, как видела она, как унижают Сёму во дворе, как издеваются над новенькой в классе, но ничего не делала. Она даже успокаивала себя тем, что они заслужили это своим поведением, своей беззащитностью и слабостью. Теперь Марина понимала, что даже заори она тогда, когда этот подонок пытался её изнасиловать, никто бы не пришел на помощь. Они бы только сделали звук телевизора погромче. Знакомое отвращение к себе и миру поднималось в Марине, и она больше не чувствовала страха. Все, все — ничтожества, никому нет ни до кого дела, а значит, можно делать всё, что угодно. Если ты сильнее, то другой только отведет взгляд, если ты никто, то никто тебя даже не заметит.
— Туда, — Марина кивнула на узкий квадратный проём в стене. Запихнув туда окоченевший труп, Марина толкнула Сёму в плечо. — Залезь туда и оттащи подальше, чтобы не видно было. Только осторожнее. Я пойду пока позвоню. Есть жетончик?
Сёма порылся в карманах и протянул один.
— Ты же вернёшься?
— Да.
Найдя таксофон, Марина опустила дрожащими пальцами жетон и сняв трубку, набрала номер. Пальцы были какими-то омертвелыми и с трудом попадали в нужные цифры на наборном диске.
— Алина?
— Ты где шляешься, подруга? Мать телефон мне оборвала, — без предисловий начала сестра.
— Прости, но можно я к тебе приду? Я дома всё объясню, хорошо?
Видимо, её жалкий голос встревожил Алину, и она ответила уже спокойнее:
— Конечно. У тебя и выбора другого нет. Я сказала маме, что ты у меня и давно спишь. Если ты заявишься сейчас домой, перепадёт ещё и мне, — она помолчала и добавила: — с тобой всё в порядке?
— Да, всё хорошо.
— Тогда давай дуй ко мне. Надеру тебе уши. Блин, новостей что ли не смотришь? Сама после маминого звонка на коньяке сижу.
— Да, хорошо. Я уже иду, не волнуйся.
— Давай. Жду тебя.
— Пока, — Марина опустила трубку на рычаг и пошла обратно к Сёме. У неё было искушение пойти сразу к сестре, тем более что таксофон висел прямо у её подъезда, но ей отчего-то не хотелось теперь вот так его бросать.
— Ты пришла, — улыбаясь, сказал Сёма.
— Я же сказала, что вернусь.
Они сели на скамейку на детской площадке, что пугала её всего несколько минут назад. Шумная компания ушла и теперь было очень тихо. Было слышно даже, как снег ложится на землю.
— Неужели всё? — прошептала Марина, откидываясь на спинку скамейки и закрывая глаза, — поверить не могу, что это могло всё случиться.
Сёма молчал. Он взял её руку и сжал в своей.
— Как твои пальцы?
— Хорошо. Ногти ещё синие и болят, но не сильно.
Марина поморщилась, вспоминая, как Сёма царапал дерево.
— Где ты был? Тебя даже в школе не было, я думала, что-то случилось.
— Я болел.
Такое просто объяснение вызвало у Марины приступ нервного смеха.
— А выздоровление решил отметить трупом? Ты мне обещал больше не делать так.
— Ну, — Сёма замялся, — я должен был. Ты же понимаешь. Для тебя. Для нас.
— Для меня? Ты что идиот? Я не хочу, чтобы ты кого-то убивал.
— Я знаю. Это сложнее. Ты хочешь, чтобы я стал сильным.
Марина повернула к нему голову.
— Ты не должен никого убивать.
— Даже его? — Сёма кивнул на дыру в подвал, которая была хорошо видна со скамейки. Марине она показалась голодной пастью чудовища.
— Даже его, — ответила она и после долгой паузы добавила: — Мы какие-то монстры, Сёмушка. Так нельзя, неужели ты не понимаешь?
Сёма обнял её одной рукой и притянул к себе.
— Всё повторяется снова и снова. И становится только хуже. Зачем? Зачем ты убил ту девчонку?
Сёма молчал.
— Зачем ты убил этого парня? Он — урод, но он не заслуживал смерти. Я совсем не хочу этого. Не хочу, чтобы всё это происходило с нами. Это чудовищно. Мне так плохо… Больно, гадко!
Не отвечая, Сёма прижимал её к себе. Он не понимал, почему ей жалко незнакомых ей людей и особенно того, кто причинил ей боль. Это было нелогично. Марина была слишком добра. Но именно поэтому он любил её.
— Ты так мучаешь себя, — сказал он, поворачивая её лицо к себе, — не нужно. Эти люди не стоят твоих слёз.
— Ты же не прекратишь, да? — спросила она, когда он поцеловал её мокрую замерзшую щёку.
— Да. Бабочка не может залезть обратно в куколку.
— Это всё из-за меня?
Сёма поцеловал её в другую щёку.
— Ты такая милая, Марина. Красивая, добрая. Но ты такая же, как я. В тебе тоже ОН есть, но ты не даёшь ему волю, и он мучает тебя.
Сёма погладил её по плечу, затем ласково поцеловал в губы, едва касаясь.
— Не сопротивляйся ему.