Ф. И. О. Три тетради

Права ли я, когда вижу в этом доверчивом и бесстрашном «если буду жив» и тотчас же вновь на ней, крошке-ученице, все внимание, высшую любовную примету? Поставление другого в середину, собирание в едином месте. Не разбрасываясь, не отвлекаясь на околичности, я тебя вижу: тебя! Вижу я тебя – ибо пока живой. Я живой тут (пока), а ты там, а раз так, ты впрок пока пиши, читай (тки ковровый саван, но и распускать не забывай); работай на жизнь, на будущее. Вот где ответ на «неожиданно»! В том чтобы не забывать распускать.

На третьей открытке дождь пошел, гром, молния, гроза. Мышата открыли зонтики и бегом. Бабочки разлетелись. Ветер треплет гирлянды – конец празднику. Ах, как грустно!

Почему, доченька, от тебя нет писем? А сейчас вот недели три вообще ни от кого я писем не получаю и, конечно, беспокоюсь, все ли дома благополучно, не заболел ли кто или еще чего не случилось ли? Пиши мне чаще. Возьми и установи порядок писать мне одно хотя бы маленькое письмо…

На четвертой гроза закончилась, уф! опасность миновала. Снова радость. Фонарики зажглись, мама Мышь и папа Мышь зонтики сложили, шествуют важно. На мышиной маме розовое платье с белым кружевным воротником, у Гити тоже было с таким же; у мышиного папы пиджак типа редингот – изящный.

…в неделю. Выбери по своему желанию день, какой тебе больше нравится и в какой у тебя меньше занятий, и всегда в этот день пиши. Я, конечно, буду на твое письмо писать ответ. В письмах пиши, как дома, все ли благополучно, как идут школьные занятия, какие…

Я переписываю эти строчки с оборотной стороны картинок и учусь, как любить. Как это? А вот как, очень даже просто. Смотри, я тут, а ты там (или наоборот); и даже когда совсем рядом, все равно, ты – тут, а я – там. А между нами – «это». Письма – про Это. Этого нет, если нас нет, каждого по отдельности, а не слитно; но нет Этого и если каждый из нас сам по себе, свободно, «по своему желанию», в Это, как в банк, не вложит чего-то своего. Чем свободнее вклад, тем лучше, чем он богаче, тем Это будет веселее строиться, выситься, интереснее складываться. Ибо Это растет из того же, из чего и творчество, из «а давай?», из «а как будто», из «а вот еще», из «а если вот так?», из «а представим, что»: то есть из воображения, наблюдения, юмора, из доброго подначивания, из игры. Вот что я понимаю, когда читаю на обороте картинок про заек и лягушек. Никаких обобщений. Всё на «ты» и на «я». А знаешь что, крошка, давай ты так… А я тогда вот этак…

На пятой открытке папа Лягушка в оранжевом жилете и в фиолетовом фраке и папа Мышь в мышино-сером жилете и синем фраке, явно подшофе (вот чудесный галлицизм! то есть разогретые), идут домой поздним вечером. Светит луна. Лес. Грибы под лопухами. Сова на них сверху поглядывает.

…успехи по музыке, кто у тебя подруги, с кем ты играешь? Какие видела кинокартины, если была в кино, и понравились ли тебе эти кинокартины? Кто тебе помогает делать уроки, если ты сама не можешь справиться? Ну и другие новости.

Так вот откуда в маме было это странное нечто, несмотря на дикое детство, на страшную яму Дубков, на советский женский быт. Этот аристократизм. Не от благородных предков, а от любви. Аристократизм ведь – чувство избранности. Ибо все, что тебя касается, это одновременно и игра (легкость), и очень важно (потому что касается тебя). Важно, но только при условии, что и тебе тоже интересно, весело, нравится. Любовь – не переселение одной личности в другую, со своей территории на чужую. Я не живу в тебе, ни ты во мне. Но между нами есть сад, а в нем прозрачная беседка. И мы туда, когда нам хочется, заходим, там встречаемся и разными своими запасами делимся. Эта беседка и есть любовь.

На шестой Мышки, Лягушки и Белочка водят хоровод на поляне. Мышонок упал и разлил молоко из кружки. Но на него никто не обращает внимания.

Мне все, все интересно, что бы ты ни написала. Вот у нас здесь уже начинаются прохладные ночи, довольно часто идут дожди. На деревьях желтеют листья и опадают на землю. Вообще говоря…