Читаем Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик полностью

Каким же образом Булгарин изобразил 1812 год? Какую интерпретацию войны он представил на суд русской публики? Почему Пушкин назвал роман «сальным пасквилем»? Вопрос о смысле 1812 г. был тем более животрепещущим и актуальным, что именно в первые месяцы после выхода романа в начале 1831 г. все чаще возникали слухи об очередном французском нападении на Россию[1080]. В новом романе Булгарин порвал с апологетической трактовкой образа Наполеона, типичной для литературы 1820-х гг. В романе Наполеон обрел ряд негативных черт[1081]. Вослед романтической традиции герой изображался в романе как избранник судьбы, жертвующий интересами народов ради своих чрезмерных личных амбиций: «Я еще не достиг цели моего предопределения! Я чувствую, что какая-то невидимая сила влечет меня к цели, которой сам не вижу… Когда я достигну ее, когда не буду более нужен, тогда довольно будет одного атома, чтоб низложить меня. Но до тех пор, усилия всего человечества не достаточны, чтобы повредить мне»[1082]. Oтветственность за войну возлагалась на Бонапарта из-за его эгоизма и амбиций, его жажды славы. В одной из сцен романа Наполеон восклицает, обращаясь к своим генералам: «Теперь постигаете ли истинную цель войны? Она нужна для моего спокойствия ‹…›. Это пятое действие моей великой драмы: развязка!» (Ч. 2. С. 92, 96). В то же время, в отличие от Пушкина и в будущем Льва Толстого, Булгарин не восхвалял ни Барклая, ни Кутузова: с его точки зрения, Россию спас царь Александр I, вдохновленный Богом и получивший поддержку большей части своих подданных, особенно из низших слоев населения[1083].

В своем романе Булгарин сильно смягчил национальную значимость конфликта. Если в начале произведения он аккуратно показывал общую патриотическую реакцию различных социальных слоев на вражеское нашествие, то по мере описания дальнейших военных действий ненависть русских к французам сменялась многочисленными картинами взаимной приязни между народами, французскими солдатами и русским населением, в контексте общих несчастий и страданий. В одной из сцен третьей части Булгарин не только изображал русских солдат, отставших от армии, которые преспокойно прогуливались среди французских палаток в Москве, но и выводил самих французов, спешивших на помощь бедным московским жителям, по-прежнему пребывающим в городе: «Некоторые из французских солдат чувствовали жалость и сострадание к сим несчастным; другие вовсе не думали об них и продолжали свои занятия, как будто русских вовсе не было в лагере. Всех соединило общее бедствие. Русские и французы уже не страшились один другого. Никто не помышлял более вредить друг другу» (Ч. 3. С. 239). Как справедливо отмечает Н. Н. Акимова, то обстоятельство, что герой романа часто оказывался во вражеском лагере, помогало читателю увидеть события с точек зрения каждой из воюющих сторон, уяснить мотивацию врага, что лишало исторический конфликт острой националистической основы[1084]. В том же ключе пишет М. Г. Альтшуллер, рассуждая об исторических романах Булгарина: «Булгарин был одним из немногих писателей, в произведениях которого нет национальной спеси, ксенофобии, стремления возвеличить русских за счет других национальностей»[1085]. Это кажется верным и в случае его романа о 1812 г.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука