Фабрика мертвецов

Нож привычно скользнул Мите в руку. Он вскочил в седле… Оставшаяся без управления паротелега с грохотом пронеслась мимо, а брошенный нож гулко воткнулся в бортик кузова меж мертвяком и Ингваром. Мертвый Гриша повернулся и страшно зашипел.

– Арррр!

Вот теперь Митя поверил в дедовскую секиру на стене в поместье Штольцев. Яростный Свенельд на ходу запрыгнул в кузов, схватил мертвеца поперек туловища, рванул, оттаскивая от брата, – и, вскинув на вытянутых руках, с ревом швырнул под колеса. Паротелега врезалась в мертвяка, подпрыгнула на колесе, проехавшись ему поперек груди.

И бортом зацепила Митиного пароконя.

Автоматон шатнуло, так что Митя чуть не вылетел из седла, и за шею пароконя тут же ухватилась когтистая раздутая лапища. Мертвый путеец подпрыгнул, целясь Мите в горло, и юноша ткнул его отверткой в широко открытый тусклый глаз.

Отвертка застряла в глазнице, мертвяк отпрянул, точно в страхе, но Митя знал, что это всего лишь остатки памяти живого, – убить нава простым железом невозможно. Но все равно врезал по голове твари гаечным ключом, с каждым ударом все больше приходя в отчаяние, потому что мертвяк лез – и ничего ему не делалось!

Отцовский нож вонзился в ладонь нава, и тот повис, бешено ревя и цепляясь за край седла одной рукой. Самого отца не было видно.

И даже оглядеться невозможно, можно только бить, бить, бить…

Бух! Бух! Бух! От тяжелых шагов содрогнулась земля, сверху упала тень…

Блямс! Митя саданул гаечным ключом, с хрустом ломая наву пальцы, и добавил каблуком в морду.

Мертвяк сорвался. Наконец-то сорвался, оставив на краю седла парочку оторванных пальцев; оскалился, подбираясь, как зверь перед прыжком…

Бух! Земля снова дрогнула, рядом промелькнула громадная стальная «нога» – и послышался влажный хруст. Ступня размером с рояльный табурет придавила мертвого путейца. Тот распластался на земле, но его руки и ноги еще отчаянно дергались в конвульсиях нежизни. Бах-бух-шлеп! Низкорослый старикан в седле паробота азартно орудовал рычагами, гоняясь за расползающимися на пальцах руками мертвяка и пытающейся ускакать ногой.

Глава 28 Гибель гардероба

Гаечный ключ выпал из рук – провалился внутрь седла и стукнул по пальцу, но Митя толком и не почувствовал боли. Он вытер заливающий лицо пот и огляделся. Отец был жив, это Митя увидел сразу. Стоял, цепляясь за своего пароконя, припавшего на изломанную ногу, словно автоматон преклонил колено, и хрипло, загнанно дышал. Свенельд тормошил Ингвара – тот скреб пальцами по земле, пытаясь подняться, и громко стонал.

Рядом с завалившейся набок паротелегой лежали двое. Многократно перееханный поперек и пару раз вдоль Гриша еще пытался шевелиться, скреб когтями по земле. И вылетевший из седла стражник – тот не шевелился вовсе и гораздо больше походил на мертвого, чем настоящий мертвец. Глаза его были накрепко зажмурены, и открывать он их явно не собирался.

– Alles![25] – выкрикнул седок паробота, и его автоматон бухнул ножищей в последний раз.

Под стальными ступнями расползалась нестерпимо смердящая черно-коричневая жижа… и эта жижа – волновалась! Бугрилась пузырями, пучилась, булькала, тянулась во все стороны омерзительными отростками – жижа… жила! Митя показалось, что прямо посредине нее мелькнул… глаз!

– Все целы? – Отец нашел глазами Митю на автоматоне – и шумно выдохнул. – Спирт у кого-нибудь есть?

– Heir, mein Herr! Guter deutscher Schnaps![26] – Лихой старичок с готовностью сорвал с пояса фляжку.

На подгибающихся ногах отец доковылял до навов, походя пнул прикидывающегося мертвым стражника, заставив того ожить и торопливо отползти прочь, и принялся скупо и аккуратно поливать мертвяков из фляжки.

– Guter deutscher Schnaps! – Теперь тот же возглас старичка был полон истинного трагизма.

У отца в руках ломались спички – он чиркал одной, второй, третьей, пока наконец на кончике не затеплился огонек… И тогда отец просто уронил спичку в спиртовую лужицу. Вспыхнул синий огонек, побежал по тонким «дорожкам». Останки мертвяков отчаянно задергались в огне, воздух дрогнул, словно принимая беззвучный вой. И все стихло. Зато заорал отец:

– Средь бела дня! И серебро их почти не берет! Что за мертвецы такие!

– И в роще умрун средь бела дня. Ах да, простите, батюшка, я совсем забыл – я же его выдумал! – словно сплевывая, процедил Митя.

– Право же, Митя… не ко времени вы! – укоризненно пробормотал Свенельд Карлович, помогая Ингвару сесть.

Митя воззрился на него возмущенно: вы бы, господин Штольц, с братцем… спасенной царевной, нянчились, чем другим замечания делать! Даже увернуться от мертвяка не смог, не то что ударить!

Ингвар посмотрел на Митю, густо покраснел, вскочил, покачнулся, но, оттолкнув руку брата, поковылял к паротелеге, напоследок одарив Митю ненавидящим взглядом.

Тот досадливо цокнул языком: не дело, чтоб по лицу светского человека читал каждый провинциальный мальчишка. Все-таки и его самого эти мертвяки, можно сказать, выбили из колеи. Совсем как паротелегу.