Фабрика мертвецов

– Отрицать пытаетесь? Не выйдет! Вы просто удрали, спасая свою жалкую шкуру! На моей паротелеге! Подлец! Ein Schuft!

– А до этого я умолял, в ногах валялся: поедемте со мной, Ингвар, как же я там, в полном мертвецов котловане, и без вас! И вашей тарахтливой паротелеги…

Ингвар на мгновение смутился и тут же гневно фыркнул, сдувая со лба слипшуюся от пота прядь.

– Да! Я следил за вами! Я был уверен, вы что-то затеваете, – низкий, пустой человек! Я отлично знаю таких, как вы, – только и способны, что принимать красивые позы, говорить красивые слова… и морочить наивных, чистых девушек!

– Ах, так в девушках дело! Или в одной девушке? Очаровательной такой, золотоволосой… которая не обращает на вас внимания?

– Лидия… То есть Шабельские узнают! И мой брат тоже! Что на самом деле вы негодяй! И трус, да! Даже ваш отец говорит, что вы – трус!

– Подслушивали? – глухо переспросил Митя. Что ж, еще одно унижение, на которое его обрек отец. – Подслушиваете, подглядываете, следите… Да вы воплощенное благородство, Ингвар! Не забудьте рассказать своей любезной Лидии, как верещали и драпали от мертвяков на четвереньках!

– Вы! – яростно, хотя и несколько однообразно взвыл Ингвар и сильным броском, как выпрыгивающая из воды рыбина, кинулся на Митю.

Банг! Митин ботинок со всей силы врезался ему в нос. Ингвар сдавленно хрюкнул и отлетел в сторону. Да так и остался лежать, заливая деревянные половицы кровью из разбитого носа.

– Браво. Браво. Браво.

От двери раздались мерные аплодисменты.

Глава 38 Злодей в черной коже

Митя зло посмотрел на Ингвара. Все он виноват: отвлек Невозможно было спустить колбаснику дерзость, вот и не услышал ни как дверь открывается, ни как в комнату входят двое. Впереди, горделиво выставив меж разошедшимися полами сюртука обтянутое домотканой рубахой пузцо, возвышался гостеприимный хозяин – лавочник Бабайко. Но гораздо больше его интересовал второй – тот, что аплодировал. Неприятно сознавать, но… пришелец был хорош. Плащ для автоматонной езды, из струящейся, точно маслянистой, антрацитово-черной кожи настолько тонкой выделки, что казался шелковым, ниспадал до самых пят. Высокий ворот поднят, скрывая нижнюю половину лица, а залихватски заломленная шляпа прятала остальное – лишь изредка из-под широких полей загадочным, зловещим блеском сверкают непреклонные, поистине злодейские глаза. Митя чуть не застонал: да это же лучше самого изящного сюртука не то что от питерского – парижского портного! Вот чего ему самому не хватало! Эдакий загадочный всадник на автоматоне стал бы героем девичьих грез навеки!

– «Рокамболей» начитались, сударь? – поднимая голову от пола, презрительно прохрипел неукротимый Ингвар. – Так это вам не сюда, это вам в Екатеринослав. Фабричные работницы будут в полной ажитации!

– А как же крестьяночки? – старательно давя в себе неприязнь к колбаснику, подхватил Митя. Потому что германец, хоть и дурак, на сей раз прав: не можешь обойти соперника в стиле – сделай этот стиль смешным!

– Крестьяне эдакой дряни не читают! – отрезал Ингвар.

– Ада заботится? – заинтересовался Митя, старательно не обращая внимания на демонического злодея в плаще. – Прелестная девушка! Ну, или по крайности умная. Вы ей нравитесь, Ингвар!

Хотя навряд последнее – показатель ума.

– Я? Аде? – Ингвар на миг позабыл и про неприязнь к Мите, и про нынешнее их печальное положение. – Да что вы такое говорите… Ада, она… – Он растерялся, похоже, неспособный даже вспомнить – а какая же она, Ада. – Серьезная! Думает о народе, о его просвещении! А не о всяких… глупостях! Скажете тоже – Ада!

– Плохо вы знаете барышень! – с видом умудренного столичного щеголя вздохнул Митя, старательно не глядя на переминающихся в дверях собственных тюремщиков. – Она – серьезная девушка, вы – серьезный юноша…

– Молчать! – визгливым фальцетом вдруг выпалил облаченный в черную кожу «злодей», невольно делая шаг вперед. – Заткнулись, оба!

– Можно, я им вдарю? – заглядывая в комнату, с готовностью предложил сторож Юхим.

Митя мысленно покивал: лица вовсе не видно, да и бесформенный плащ скрадывал и рост, и очертания фигуры, и злобные вопли не походили на обычный томный голос младшего Лаппо-Данилевского – но кто еще это мог быть? Не десяток же их, участников «мертво-заводской» аферы, на десяток доходов не хватит, двое-трое – и то уж много! А батюшка-то у Алексея изрядный хитрован: не только за господина Бабайко прячется, но и собственного сынка не жалеет. Приятно все же осознавать, что Митя не единственный сын, страдающий от эгоизма собственного родителя. Мысли о том, что младший Лаппо-Данилевский не страдает, а наслаждается, а старший сыном не рискует, а попросту уверен: ни Ингвар, ни Митя никому уже ничего не расскажут, – он старательно гнал.

– Пошел вон отсюда! – рявкнул на Юхима Бабайко и неприязненно зыркнул на кипящего от ярости Алексея. – Вам, молодые панычи, не про панночек бы зараз думать, а про то, як вы до эдакой жизни-то докатилися. По ночам шастаете, за чужими делами подглядываете…

– В своем-то собственном имении, – в тон ему подхватил Митя.